Российский Клуб Любителей Автомобилей Марки Тойота

Экспорт новостей:

Статьи

METAR Decoding in Europe

Isuzu Bighorn. Развитие

EAN-коды стран мира

Хроники аукционного лохотрона

Хроника одной авантюры

Формула 1. История

Топляк. Если бы только запах

Только танки?

Сухопутный танкер

Статистика. Обзор автопарка России

Статистика. Структура автопарка РФ

Статистика. Легковой автопарк РФ

Ставка рефинансирования ЦБР

Сосут за копейки...

Русская защита

Результаты WRC

Расстрел в Одинцово

Просто картинки...

Приключения. Хабара

Поработай-ка на японцев

Ремонт. Размышления о сервисах

Отчет о MIMS'2004

"Откровенное кино"

Опыт E95

Немецкие номера

Население РФ

Мафия наступает

Машина с аукциона

Латинские пословицы

Криминальный автобизнес ДВ

К разговору о присадках - 2

Кирпичи

Картинки - 3

Как не потерять свою дачу

Иномарки в России: итоги 2004

И.Ефремов. Рассказы

Знаменитый магазин запчастей...

Застрахуй-ка!

Закон об автосервисах

До встречки в суде

Война за клиента

АТС Москвы

Азбука Морзе

Публицистика

Главная | Публицистика | Разное | Хроника одной авантюры

Разное

Хроника одной авантюры

14.09.2006

   

Пролог

        После широченных и гладких, как биллиардный стол, французских «авторутов» и немецких «автобанов», навевающих при неспешной езде на хвосте у «технички» дремоту и самоуспокоенность, шершавое, с внезапными и досадными, как звон будильника, рытвинами и колдобинами белорусское шоссе располагало к увеличению громкости магнитофона, скрывающего хронические недомогания подвески и тихим проклятиям в разные нелюбимые адреса. Прицеп со спортивной машиной, попадая в колеи и на ухабы, мотался впереди в лобовом стекле из стороны в сторону, создавая ощущение, что водитель тянущей его «Ивеко-дейли» всю дорогу осуществлял близкое знакомство с терпким бургундским вином, ароматным баварским пивом и противной, похожей на самогонку польской водкой. Усталость последних десяти дней, прожитых в кочевых и нервных условиях, постоянно напоминала о себе тупой, несильной болью в затылке и легкой нервозностью при переключении с пятой на четвертую передачу при движении в гору, когда дизелю тягача «переставало хватать воздуха», и он заметно сбрасывал скорость, заставляя притормаживать и сопровождающую машину. Калашников был в машине один: Сашка, проведя за рулем весь польский перегон ушел спать в техничку, а Николай с Сергеем, вообще, всю дорогу посменно вели «Ивеко», аккомпанируя друг другу старыми анекдотами и банальными воспоминаниями.
        Светало. Раскрасневшееся за ночь солнце поднималось как-то неохотно, лениво вываливая из-за горизонта прямо на шоссе свое пурпурное брюшко. После пережитых ливневых дождей в Чехии и поваленных бурей деревьев в Германии его появление было нестерпимо приятно, и даже постепенно наваливающийся на глаза яркий, мешающий свет не создавал обычного дискомфорта, а был скорее желанным.
        Пустой и обезличенный белорусский пейзаж, изредка украшенный смешными, исковерканными надуманным языковым суверенитетом названиями, типа «Барысау» и «Крывахатава» на покосившихся и выгоревших на солнце синих дорожных указателях, был все же куда более теплым и родным, чем чопорные, расположенные вдалеке от шоссе, серые немецкие фермы и нескончаемый поток самодельной рекламы вдоль польских дорог. Пустая утренняя трасса неспешно перекатывалась под колесами и лишь необходимость заезда на АЗС, где грубоватые дядьки и тетки поначалу наотрез отказывались брать к оплате за горючее русские рубли и дойчмарки, но после демонстрации купюр неохотно соглашались с этим, как с неизбежностью, несколько скрашивала монотонность передвижения.
        Наконец, Калашников увидел указатель «ДАИ», означавший приближение к посту «державной» автоинспекции и приготовился к очередной встрече с блюстителями дорожного порядка, которые, изведясь от ночного безделья и больше из любопытства, чем по делу, считали своим долгом остановить странный, диковинный российский караванчик, неспешно ползущий на восток. Этот пост не стал исключением - когда до него осталось метров двести на обочине показался инспектор, одетый в черную форму и поднял вверх красный кружок, расположенный на пластмассовой ручке. «Ивеко» прокатилась чуть дальше и затормозила, давая место машине Калашникова для остановки напротив «даишника», так как функции адвоката и главы переговоров с властями всех без исключения стран постоянно исполнял он. Остановившись, Калашников не спеша вынул из солнцезащитного козырька документы и вышел из автомобиля.

- Куда едем? - не представившись поинтересовался инспектор, будто направление дороги на Москву, российские номера и утомленные, небритые лица путешественников могли создавать впечатление, что они не стремятся попасть, как можно быстрее на Родину, а направляются с неофициальным визитом к президенту Лукашенко или совершают объездной маневр для присоединения к миротворческому контингенту в Косово.

- Домой возвращаемся…

- И откуда ж вы в таком виде двигаетесь? - «даишник» прищурившись осмотрел спортивную машину, обклеенную «с ног до головы» различными надписями.

- Из Франции…

- Из Франции?! - с удивлением протянул инспектор, словно услышал название незнакомого государства. - И на кой хрен вы туда мотались?

- В ралли участвовали, - коротко проинформировал блюстителя ПДД о назначении «хрена» Калашников.

- В ралли?! - снова удивился тот, будто полагал, что функциональным предназначением стоящей на прицепе гоночной машины является орошение французских виноградников. - На этой букашке?!

- Я понимаю, что на бульдозере или на шагающем эскаваторе было бы убедительнее, - произнес Калашников, которому надоело через каждые пятьдесят километров объяснять, что под капотом у “букашки” находится железное сердце, вмещающее в себя полторы сотни “лошадей”, а от стоящей у поста древней и измочаленной милицейской “Венты” маленький разукрашенный “Опель” отличается так же, как поезд TGW, покрывающий триста километров от Дижона до Парижа за полтора часа от дрезины беспризорника Мустафы.

- И что-нибудь выиграли? - пропустил шутку мимо ушей инспектор.

- Да, второе место.

- Что ж не первое?

- Были люди посильнее...

- Не понимаю… - “даишник” скривил лицо и стал похож на человека с повышенной кислотностью, проглотившего лимон. - Столько машин, людей… А зачем? Деньги девать некуда?! Кругом нищета, безработица, чуть ли не голод, а вы - во Францию на какие-то гонки… Кому это нужно?

- Знаешь… - Калашников на секунду задумался, - Там, - он показал рукой на запад, - с некоторых пор празднуют победу над нами и принимают нас… да, и вас тоже… за второсортные, убогие страны, в которых живут только преступники и дикари, продающие, чтобы не умереть с голоду свои последние природные богатства. И, когда однажды в небольшом французском, немецком, бельгийском или английском городе появляется маленькая русская машинка, которая на равных гоняется среди сытых европейцев по их скоростным участкам, тысячи людей, простых обывателей вдруг понимают, что их посетили не бородатые варвары с пулеметом в багажнике, не нищие, вечно просящие взаймы, а такие же нормальные люди, способные улыбаться и вести дискуссии, многое знающие и умеющие, с теплотой и гордостью относящиеся к своей стране, а к тому же, не уступающие в соревнованиях и способные держать на уровне свой престиж . И мнение меняется, и обыватель, придя домой и включив телевизор или открыв газету , вдруг понимает, что вякание диктора или измышления журналиста о слабоумии и немощности русских - это дешевая пропаганда, ибо он видел все своими глазами… Мне кажется, это стоит куда дороже, чем несколько тысяч долларов, потраченных на поездку… Ладно, документы смотреть будешь?

- На кой мне твои документы, - вздохнул инспектор. - Езжайте…

        Он повернулся и медленно и устало, как-то съежившись и опустив плечи, побрел к посту, волоча за собой жезл с красным кружочком на пластмассовой рукоятке…


1. Идея

        Я сидел на работе и, по привычке рисуя чертиков на календаре, делал вид, что слушаю Михалева. Он всегда пользовался тем, что я прихожу на час раньше, опасливо проникал ко мне в кабинет и, для проформы испросив разрешения на раскуривание неизменной сигареты «Петр I», принимался долго и нудно рассказывать о событиях предыдущего дня. Так как, ничего особенного, от чего под кожей пробегал холодок и появлялось желание срочно куда-нибудь уехать на неопределенное время, в судьбе и работе Виктора Петровича не происходило, то его монотонные доклады казались извлечением из какого-то давно забытого пыльного мешка с древними архивами и были похожи друг на друга, как передовые всех центральных газет коммунистического прошлого на следующий день после речи генсека на VI-м съезде колхозников. Морщась от вони, распространяемой дешевой сигаретой и похожей на удушливый запах горящего торфяника, я всегда терпеливо выслушивал Михалева, после чего выдавал ему индульгенцию на проведение самостоятельных действий, но сегодня полусонное бормотание Петровича казалось мне таким же далеким и ненужным, как рассказ беженца из Туркмении об урожае дынь в семьдесят пятом году. Я находился в какой-то прострации, вызванной очевидной неудовлетворенностью собственным образом жизни. Смена дней, отличающихся по содержанию друг от друга только цифрой и днем недели на висевшем на серой стене календаре, не приносила ничего, кроме тоски по убитому времени и размышлений о стремительно надвигающейся старости, которая сразу «после сорока» вдруг стала не отдаленным, мало заметным объектом, а близкорасположенной реальностью.

- Все? - прервал я Михалева, увидев, что он потянулся за новой сигаретой и не желая вновь испытывать на себе ощущения посетителя газовой камеры.

- Ну, в общих чертах... - смышленый Петрович поднялся и понимающе посмотрел мне в глаза.

- Ясно, - глубокомысленно произнес я, хотя из получасовой речи в памяти осталось только «можно закурить» и «Исаков совсем отбился от рук».

- Разберись сам с этим вопросом и завтра расскажешь...

- Хорошо, - Виктор Петрович сунул подмышку толстую коричневую папку и удалился.

        Когда дверь с сохранившимися в ходе недавнего беспрецедентного по срокам и бардаку ремонта наклейками «Bosch» и «Castrol» закрылась, я закурил куда более благородный «Парламент» и уставился отсутствующим взглядом на стоящий на полке встроенного шкафа кубок Чемпиона европейского челленджа 1996 года - единственный уцелевший автоспортивный трофей из коллекции, шустро растащенной по более просторным, двухкомнатным и оборудованным кондиционерами кабинетам для показа посетителям и ностальгических воспоминаний их обитателей о посещении далеких стран.
        Откровенно говоря, нахлынувшая на меня меланхолия не была беспричинной, ибо я еще не достиг положения пациента сумасшедшего дома, смеющегося, плачущего и поедающего жидкий бобовый суп одновременно. Причиной прострации стало посещение радиостанции «Европа плюс», представленной в лице одного из ее руководителей месье Эмманюэля де Понсэ. Худощавый, уравновешенный француз, возле которого по офису кружили тщательно отобранные по внешним показателям секретарши в недлинных юбчонках и с презрительным выражением лица, пригласил меня к себе по просьбе организатора Кубка Франции - ралли Cote Chalonnaise и моего давнего знакомого Андре Жулье, который второй год подряд терроризировал меня настойчивыми приглашениями на эти соревнования, выигранные нами в далеких 1996-97-м годах. В своих желаниях Жулье не был одинок. Мне постоянно поступали факсы из других стран Европы, где мы в свое время оставили достаточно глубокие отпечатки раллийных протекторов, но в отличие от Анжело Росси из Италии или Луи Жено из Бельгии, напористый француз не ограничивался получением моего вежливого отказа, мотивированного единственным приходившим на ум «сложным финансовым положением», а продолжал упорно искать пути решения данной непростой проблемы...

        ... В январе 1997 года я, пилот экипажа Саша Нигай, Представитель Высокого Руководства нашей конторы и Алексей Щукин (нынешний штурман Сергея Успенского), согласившийся по дружбе побыть нашим гидом и переводчиком, нагруженные «под завязку» многочисленными призами и кубками возвращались из Венеции, где принимали участие в награждении победителей и призеров европейского Челленджа. Судя по встречавшему нас в Шереметьево-2 телевидению, накрытому в VIP-зале столу и громким речам руководителя, усиленно поглощавшего слегка забытые на вкус, разнообразные по форме, но похожие по содержанию изделия завода «Кристалл» о «выдающейся победе динамовского автоспорта» и «продолжении нашего славного пути», наступающий сезон обещал быть напряженным и интересным... В течение последующей недели я, вдохновленный многообещающими авансами и напутствиями, «по горячим следам» подготовил пространный план предполагаемых спортивных подвигов на 1997 год, включив в него и календарь участия в ралли, и программу подготовки техники, и источники финансирования, благо в спонсорах в то время недостатка не было. Между тем, руководство несколько остыло от эйфории по поводу венецианского триумфа, поставило на самое видное место в своем кабинете здоровенный «Pirelli Cup», врученный мне (скорее из уважения), как лучшему спортсмену прошедшего европейского чемпионата, распаковало чемоданы с сувенирными гондолами, венецианскими масками и бутылками коллекционного вина, подаренными владельцем отеля, где мы жили, являвшимся «по бедности» лишь третьим по величине спонсором «формульной» команды Ferrari и, сходя “наверх” с докладом об очередном триумфе... распорядилось “больше на ралли на ездить”... Отойдя от столбняка, вызванного столь удивительным заявлением и машинально, по инерции задав несколько наводящих вопросов о причине такого внезапного разворота... задним местом к проблемам ведомственного, да и российского автоспорта, я попытался сделать соответствующие выводы, которые привели меня к ощущению полного отсутствия какой бы то ни было логики в действиях верхних руководящих эшелонов и создали ощущение их стойкой умственной недееспособности...
        Собственно, непонятное на первый взгляд решение, ставящее жирный крест на наших потугах по завоеванию, как спортивной, так и общественной репутации в европейских кругах, имело довольно убогую основу. Самый большой начальник, рассекавший по Москве и окрестностям в служебном, недорогом «пятисотом» «Мерседесе», вдруг озаботился проблемой, что автоспорт «съедает» большую часть бюджетных ассигнований и постоянно отрывает его заместителей от выполнения служебных обязанностей. Объяснения о том, что все выезды проводятся исключительно «за счет привлеченных средств», а «шишки» поменьше сопровождают нас лишь в дни положенного им отпуска были признаны «разглагольствованиями» и «демагогией», отвергнуты в зародыше и запрещены для дальнейшего использования. При этом, первое место в Европе, приносящее ведомству, при правильной постановке этого вопроса в «повязанных» СМИ, куда больше престижа, чем регулярные выезды делегаций «по обмену опытом», возглавляемые им лично, после которых переводчики, дрожащими голосами исправлявшие высокопоставленный бред брали больничные на почве нервного истощения, было названо «рядовым и ничего не значащим событием», а автоспорт в целом и ралли в частности - убыточным предприятием по «уродованию дорогостоящей государственной техники, коей нужно найти другое применение». О том, как использовать раллийный Opel, езда на котором по городу напоминает мучения астматика, запертого в гараже вместе с работающим трактором, испуганный докладчик выяснять побоялся и спешно ретировался, не забыв, правда, оставить в кабинете три привезенных из Венеции Кубка...
        В результате такого подхода, отличавшегося явно авторитарным руководством и болезненной заботой об экономии основных фондов , наш «боевой друг» Opel Corsa Gsi, построенный английской Motor Sport Developments и имевший первоначальную стоимость в 88000 американских долларов был препровожден в родное автохозяйство и поставлен, путем заталкивания (ибо на базе не нашлось водителя, способного проехать на нем хотя бы полметра) в темный и сырой бокс под огромный висячий замок, а доблестный экипаж возвращен на рабочие места и благополучно забыт.
        Первое время я еще питал надежду на возникновение в мозгах руководителей более трезвого взгляда на проблему и изощрялся в дипломатии среди спонсоров и организаторов соревнований, мягко говоря, обескураженных нашими необъяснимыми и неподдающимися здравому рассудку решениями «завязать» на пике формы и возможностей, но время шло, а ничего не менялось...
        Между тем в июне 1997 года я получил от Жулье очередное приглашение на Cote Chalonnaise. К тому времени мы уже пропустили все важнейшие этапы Челленджа и Чемпионата России и даже не помышляли о каких-то, даже минимальных перспективах. Тем не менее, я механически отнес полученный факс с переводом руководству и неожиданно... получил «добро». Столь непоследовательная позиция удивила меня куда больше, чем если бы мне предложили написать заявление об увольнении по собственному желанию за издевательство над начальником. Не знаю, как удалось Руководителю убедить «верхний этаж» в необходимости нашего участия в Кубке, но передо мной были поставлены конкретные задачи по реанимации боевой машины и поиску необходимых средств, что вкупе должно было «обеспечить нашу победу в соревнованиях». Оправившись от очередного шока, я попытался возразить, что высшей степенью наивности является надежда на успех экипажа, восемь месяцев не сидевшего в спортивном автомобиле, у которого к тому же за это время отдельные агрегаты приржавели друг к другу, а поиск и возвращение разбежавшихся спонсоров и вовсе напоминает поход за грибами на лыжах накануне Дня защитника Отечества... В ответ мне была предложена речь о «пораженческих настроениях» и «безусловном выполнении» полученных директив. Учитывая бесперспективность дальнейшей дискуссии, мы за две недели реанимировали забытый в подземелье Opel, а еще более удивленные нашей непоследовательностью спонсоры кое-как обеспечили вскладчину выездной «общак», позволивший нам свести концы с концами и удовлетворить жажду начальства, истосковавшегося по «бургундскому» и набегам в хозяйственный супермаркет «Costarama»...
        Не буду описывать, как нам удалось тогда вновь выиграть «класс», ибо это в большей степени относится не к подготовке, напоминавшей судороги выводящегося из запоя хронического алкоголика, а к чистому «везению», опыту и нервной уравновешенности экипажа... Между тем, радости руководителя, встречавшего нас с каждого «допа» с трясущимися руками, сжимающими упаковку нитроглицерина и бутыль с валерианкой, буквально не было границ. На «отходном» банкете он, приняв грандиозную дозу кислейшего французского «брюта», от которого у механиков разом сводило челюсти, из вновь полученного кубка и пару фужеров сохраненной в ходе экспедиции «Московской», обозвал меня «пораженцем» и «паникером», после чего загрустил и честно признался, что этот старт, очевидно, был последним в нашей биографии, по крайней мере, до известного исторического момента скоропостижной смерти «визиря или осла»... Учитывая отменное здоровье обоих, к тому же являющихся по нашему мнению одним и тем же лицом, мы приняли это, как должное и, благополучно вернувшись домой и не сдавая на свой страх и риск Opel на базу практически «с ходу» победили в абсолютном зачете на полулюбительских «Огнях Москвы» и... разбрелись по своим делам, лишь однажды, ровно через год, в августе 98-го полулегально и больше для развлечения выступив на полумертвой машине без пятой передачи и «гравийной» резины в «домашних» «Мытищах-Спутнике», где сильно удивили самих себя, поскольку стали четвертыми в «абсолюте» и легко одолели в «классе» десяток явно неконкурентоспособных «зубил»...
        Прошел год… Я совершенно случайно попал в Интернет, выбрав себе впопыхах первое пришедшее мне на ум имя , проник на сервер auto.ru, где в один прекрасный момент, в очередной раз переругавшись с упрямыми «виртуальными» водителями, обиделся на весь мир и, дуя на воду, создал собственную страницу, позволившую нам заиметь множество клиентов, которым мы усердно ремонтировали машины в моем гараже. Это позволяло нам есть хлеб с маслом, но ни коим образом не могло решить финансовых проблем продолжения автоспортивной жизни. Впрочем, Серега и Сашка, добросовестно приводившие в чувство автомобили хорошо одетых людей с непременными сотовыми телефонами в кармане и первым вопросом, задаваемым раньше рассказа о проблемах, «а сколько это будет стоить?», время от времени заводили мечтательные разговоры вперемешку с воспоминаниями относительно возможности «стрельнуть в последний раз», но дальше устного народного творчества эта «маниловщина» не развивалась. Всем было очевидно, что наша раллийная жизнь завершилась и стала историей.
        Между тем, приглашения на соревнования поступали на мой факс и в почту с прежним постоянством. Я, заботясь о невосстанавливаемых нервных клетках и сохранности обуви, уже не носил их руководству, а складывал на хранение в красную папку с надписью «Почетная грамота». Наконец, в начале мая пришло письмо от Жулье. Соорудив на скорую руку стандартный ответ о финансовом крахе автомобильного спорта, я отослал его по факсу и через десять минут забыл об этом, но через пару дней получил приглашение на радиостанцию «Европа плюс» и встретился с месье де Понсе. Из сорокаминутного разговора с французом, наобещавшим мне кучу денег и полную поддержку, я, на основании опыта работы со спонсорами и развитой интуиции вынес следующее: денег нам не дадут, но Жулье имеет значительное влияние на Понсе и поэтому денег нам не дадут не сразу, а сначала изрядно поморочат головы обещаниями… Однако, сам предмет разговора уже заразил меня вирусом желания осуществить невозможное хотя бы ради того, чтобы доказать самому себе наличие определенной себестоимости…

        …Просидев в задумчивости минут десять, я повернулся к компьютеру и, открыв Word, принялся набирать текст. Идея, посетившая меня, виделась малоперспективной, но ничего более умного в тот момент я придумать не смог. Отдавая себе отчет, что наше, мягко говоря, непостоянство участия в соревнованиях исключает возможность привлечения серьезных спонсоров, для которых на сайте уже имелось небольшое объявление, финансировать себя самостоятельно можно было лишь замуровав себя в гараже навечно и исполняя сплошные капремонты «мерседесов», а надежда на то, что наша контора вдруг вздумает выделить опальному экипажу десяток тысяч долларов, была более призрачной, чем мечта Буратино, закапывающего золотые монеты на Поле Чудес, я решил попробовать собрать необходимую сумму небольшими частями.. Через несколько часов в Интернете появился призыв, в котором русскоязычному населению планеты, в целом, и России, в частности, предлагалось создать «народный экипаж» для поддержания престижа страны и постановке на место забуревших в период нашего вынужденного отсутствия иностранцев. Я понимал всю несбыточность и авантюрность данного шага, но все, что было написано и озаглавлено «Давайте выиграем Кубок Франции?!» исходило из чистых помыслов, ни в одном слове не было фальшью и имело целью не столько желание выехать на соревнования, сколько создать уникальный прецедент консолидации автолюбителей вокруг патриотической идеи. И только перечитав свой «крик души» в Интернете и, поняв, что он уже является «всеобщим достоянием», я вдруг осознал, что втянулся в практически безвыигрышную авантюру, которая потребует в дальнейшем для реализации приложения не только всего возможного, но и невозможного. В тот момент меня успокаивало лишь то, что в наших нынешних бедственных условиях едва ли найдется полсотни людей, готовых поддержать столь сомнительное мероприятие и оно загнется в зародыше. В то же время, я разумеется знал примерную необходимую сумму и имел основания предполагать, что основную ее часть должны составить не «скромные подаяния» «авотрушников», не видевших меня в глаза и не ведающих обо мне, практически, ничего , а серьезные вклады людей, знавших меня давно и располагающих определенной финансовой базой. Увы, в дальнейшем все перевернулось с ног на голову, еще раз доказав, истинность ценностей этого мира и степень моей доверчивости и наивности…
        …Итак, я, как Киса Воробьянинов, расположился в той же самой шестой позиции у входа в «Провал» и принялся просить милостыню у проходивших мимо сограждан для оплаты труда монтера Мечникова, роль которого в настоящий момент исполняли Motor Sport Developments Ltd., Посольство Франции в Москве, бензиновые корпорации и еще целая ватага алчных акул капитализма…


2. Начало

        После публикации исторического призыва к населению виртуального пространства об оказании посильной помощи в организации победоносного шествия российского автоспорта по французским раллийным трассам прошло дня три. За это время я получил по электронной почте несколько писем с конкретными предложениями небольших сумм, определил местом сбора средств наш гараж и предупредил Серегу и Сашку, что если кто-то будет привозить в мое отсутствие доллары, дойчмарки и даже родные деревянные, им надлежит аккуратно переписывать «ники» и почтовые адреса в тетрадку, а полученные деньги складывать в укромное место, подальше от любопытных глаз посетителей нашей авторемонтной лавки. Мои соратники по автоспорту, удивленно поинтересовались - не хочу ли я таким невиданным способом набрать необходимую гигантскую сумму, и, получив утвердительный ответ, дружно определили моим последним пристанищем тихую, отдельную палату в институте им. Сербского с видом на отделение Сбербанка.
        Тот день был особенно нудным. С трудом дождавшись момента, когда стрелки стоящих на полке часов вытянулись в строгую вертикальную линию, я покинул опостылевший кабинет, спустился в плотном потоке рвущихся на волю сослуживцев на первый этаж и, выйдя на пыльную, шумную улицу в центре Москвы, разыскал на паркинге свой видавший виды «Эскорт», выданный мне на «постоянное ношение» после трехлетних измывательств базовских водителей, превративших создание немецких автостроителей в кусок металлолома, поставленного на колеса. Получение «Форда» я затеял поздней осенью, окончательно убедившись, что мое служебное «зубило», со спидометром докрутившим на последнем издыхании третий круг требует срочного капитального ремонта, включающего замену мотора и кузова. Обойдя на базе стройные ряды ожидавших списания исковерканных, разобранных и разукомплектованных машин, я и остановил свой выбор на белом «Эскорте», выгодно отличавшимся от полностью убиенных коллег наличием стекол, фар, руля и сидений. Притащив бедолагу на веревке в гараж, я передал его с рук на руки реаниматорам, которые быстро убедились, что в предоставленном для восстановления автомобиле не хватает некоторых жизненноважных частей, включая генератор и аккумулятор, отсутствуют какие то ни было передачи в КПП, а масло в двигатель первый и последний раз заливалось на родном заводе-изготовителе по ту сторону государственной границы и использовалось в течение всего двухсотпятидесятитысчяного пробега. Не буду описывать тяготы и лишения приведения машины к нормальному бою, но когда я победоносно и самостоятельно въехал на нем в ворота родного автохозяйства «перехватить бензинчика», начальника колонны едва не хватил паралич, а слесаря ремзоны, крутившие ржавыми рожковыми ключами что-то в заднем мосту страшенного «уазика» застыли в точном соответствии с «немой сценой» гоголевского «Ревизора». Справедливости ради, надо сказать, что несмотря на героические усилия механиков, перетряхнувших в машине практически все узлы и агрегаты, «Форд» так и не смог обрести первозданной свежести, постукивал убитыми гидрокомпенсаторами и плохо держал дорогу, но шаг вперед был очевиден…
        Итак, я забрался в черное нутро «Эскорта», затонированное прежними владельцами до состояния полного невидения окружающей действительности и, совершив небольшой слалом по стоянке, выбрался на дорогу к дому. Через полчаса, въехав в расположение гаражей я припарковал машину и, войдя в бокс ощутил, что произошло нечто неординарное. Серега, всегда что-то делающий, на этот раз бессильно сидел на табуретке и смотрел отсутствующим взором на настенный календарь, а Нигай, вместо обычного вечернего пива сосредоточенно пил чай из черной французской чашки. Последнее обстоятельство смутило меня особенно сильно, и я, выдержав классическую театральную паузу, спросил:

- Случилось что-нибудь?

        Вместо ответа Фодин указал рукой на верстак, где валялась красная тетрадь, в которую я велел записывать сочувствующих граждан. Открыв ее, я понял причину стрессового состояния моих друзей - в тетради лежала изрядная стопка долларов.

- Много тут? - дрогнувшим голосом спросил я.

- Больше штуки… - уныло произнес Сашка и поставил чашку.

- Ну, так радоваться надо.

- Мы и радуемся, - произнес Серега и встал с табуретки. - «Опель» - хлам, технички нет, прицепа нет, колес тоже, в КПП только пять ступенек работают…

- Так. Сначала вы день и ночь пищите, что у вас «тоскуют руки по штурвалу» и просите что-нибудь придумать, чтобы съездить хотя бы на первенство 8-й водокачки, а когда выход находится - начинается нытье по поводу... Ваше дело - выполнять указания, остальное за мной, - как можно увереннее произнес я. - Продолжайте сбор средств и ни о чем не думайте.

        На самом деле я, конечно, лукавил и напускал на себя героический вид. Через некоторое время, когда сумма сборов превысила пять тысяч, и мы пришли к историческому положению «Отступать некуда, позади Москва!», мне стало откровенно страшно. Все происходящее начало настолько напоминать откровенную авантюру, что каждое утро меня охватывало одно-единственное желание - запустить в Интернет объявление о возврате средств «вкладчикам» и продолжать спокойную, размеренную жизнь,. но какое-то внутреннее упрямство, граничащее с раздвоению личности мешало сделать сей роковой шаг. Когда же пришла пора потратить первый рубль, о повороте назад и вовсе перестала идти речь…
        Между тем деньги продолжали идти потоком. Интересно, что все без исключения старались сохранить в этом вопросе инкогнито относительно оказываемой нам помощи и ее размеров. Обычно в гараж скромно, бочком протискиваясь между стеной и раскоряченной ремонтируемой машиной, проникал человек и тихим голосом поинтересовавшись «кто есть ху» доставал деньги. Разрываясь на части между работой, переговорами с англичанами и французами, распределением клиентов на ремонт, я зачастую не мог уделить им столько внимания, сколько, несомненно, заслуживали эти люди и осознание этого добавляло мне плохого настроения и душевной неуравновешенности. По началу меня больше всего смущало то, что я никак не мог понять: какая сила заставляет людей знавших меня по мимолетной беседе или не знавших вовсе оказывать нам бескорыстную помощь? Людей, прибывших в гараж не из сказки об Иванушке-дурачке и все выполняющей рыбине, а прошедших пирамидные аферы Мавроди и Соловьевой, неоднократно «кинутых» собственным правительством и руководством фирм, где они работали? Людей, давно не верящих в то, что в этой стране может происходить что-то честное и бескорыстное, способно появиться и реализоваться нечто чистое, не отравленное помыслами о быстром и легком обогащении? Не десяток же рассказов на сайте о быте автогонщиков и редкие выступления в конференциях auto.ru заставили их проникнуться безоговорочным доверием к виртуальному полупризраку ’у, информации о котором у большинства было не больше, чем познаний об истоках каннибализма в северо-западной Африке?! Но постепенно, общаясь со многими из них, я понял: дело было совсем не во мне, не в экипаже и не в ралли Cote Chalonnaise. Большинство «интернетчиков», однозначно представляющих из себя людей достаточно высокого интеллектуального уровня, вдруг увидели в этой акции возможность самоутвердиться и убедиться в том, что вокруг еще не все изгажено и заплевано, а в обществе сохранились силы, способные перешагнуть через алчность и ложь и им еще по плечу создание и реализация совместных проектов и идей, которые могут дать ощущение сплоченности, уверенности в лучшее, в возможность консолидации и моральной победы над окружающей коматозной действительностью. Другими словами, люди, совместно осуществлявшие нам помощь, часто сами того не ведая и не осознавая, создали некую секту единомышленников, плюющую на прогнившие и мерзкие идеалы сложившихся в стране отношений и утверждавшую, что в обкраденной и почти уничтоженной державе сохранились нормальные человеческие отношения и понятие «народ» не умерло вместе с учебником истории за 7 класс, изданном в далеком 1973 году и не было окончательно заменено на убогий речетатив больного маразматика - «дорогие россияне». Конечно, при этом присутствовала и любовь к автоспорту, и желание, чтобы русский экипаж доказал «сытой Европе» сохранение жизнеспособности и боеготовности, и определенная доля азарта, но главной движущей силой все же было стремление к победе той желанной ауры межличностных отношений, которая была практически уничтожена за последние десять лет. Более того, даже явный авантюризм предприятия, неформальность организации, отсутствие некоего руководящего начала являлись не поводом к сомнениям, а, наоборот, катализатором действия. Большой авантюризм разрастался и давал корни маленькому личному авантюризму, опирающемуся на довольно простую логику - «пропадут мои пятьдесят (сто, двести и т.д.) долларов, ну и ладно, не такое пропадало, но как будет хорошо, если все получится?!». Помогало в принятии решения и то, что людям ничего не обещали взамен, отсутствовало чувство риска что-то потерять, представляющее из себя чаще не страх перед лишением чего-то материального, а боязнь оказаться в лапах морального унижения.
        Если бы только наши помощники предполагали, что творилось в наших умах и сердцах, могли почувствовать хоть частицу той непомерной ответственности, которая свалилась тяжелой каменюкой на наши плечи! Ведь сколько бы раз наши новые друзья не убеждали нас, что главное - само участие, а не победа в ралли, было совершенно ясно, что только «подиум» может явиться достойным завершением затеянного. Однако, автоспорт - не та игра, в которой можно делать стопроцентные ставки даже на фаворитов… Я сейчас с ужасом думаю: что мешало коробке передач сломаться не через сто километров пробега после окончания Cote Chalonnaise на ничего не значащем «Спутнике»? Что бы было, собери Нигай в кучу металлолома не сумасшедшую, выскочившую из кустов девчонку на «Пежо», а расколоти в total lost наш боевой агрегат о какой-нибудь внезапно выехавший грузовик? Где бы были застрельщики мероприятия, не отверни они на несчастной «Микре» от лобовой атаки в кювет? Таких «если бы» было достаточно, но на этот раз судьба приняла все на себя и «держала удары» до конца, милостиво разрешив нам успешно закончить начатое…
        …Между тем, все шло своим чередом. Наш «лицевой счет» все пополнялся и пополнялся. Англичане из MSD лихорадочно искали детали и в десятый раз убеждали нас, что новый шестикулачковый драйвдиск встанет в КПП, вместо трехкулачкового, как родной, тормозные колодки будут предназначены для самой жаркой погоды и наиболее интенсивных торможений, а новая Pirelli RS50 нагревается быстрее старой RS55, но при этом не «плывет». Кроме финансовой, мы получали и помощь в других формах -масло Castrol RS и SAF-X, переходники для переговорного устройства, колеса и диски для прицепа… Под натиском озверевших в своем порыве интернетчиков падали бастионы в виде DHL, Посольства Франции и бюрократии оформления дебетных карт... Дело двигалось.
        Не считая денежных проблем, являвшихся, разумеется, главными, перед нами стояли еще две задачи, не реши мы которые и вся затея канула бы в лету, так и не получив завершения. Одной из них было отсутствие тягача. За время нашего длительного и вынужденного отсутствия в автоспорте техничка «Ивеко-Дейли», перешедшая нам в далеком прошлом еще от Аркадия Кузнецова, была перегнана в Шатуру экипажем Сергея Аксакова и там благополучно «дала дуба». Отправляться на этой безнадежно искореженной и изувеченной рынде дальше МКАД было так же опасно, как пускаться на лодке с веслами, взятой на прокат на лодочной станции в путешествие через Атлантический океан. Попытки пригласить кого-то, имеющего соответствующую машину через Интернет окончились неудачей.
        Второй, куда более серьезной проблемой, было получение разрешения руководства на участие в ралли, а точнее на вывоз раллийной машины за рубеж. Тут-то я и придумал многоходовую комбинацию, решившую махом обе проблемы. Гвоздем задуманного явилось привлечение в состав предполагаемой делегации нашего старого менеджера, педантичного и немного заносчивого Владимира Тимофеевича Калашникова, ставшего к тому времени, во многом благодаря нашим былым успехам, заслуженным тренером России. По большому счету, Калашников и так, в силу своих обязанностей выполнял определенные функции по нашей подготовке, но когда я взял на себя смелость заявить, что он имеет возможность «возглавить» участие раллийной команды в Кубке Франции, Тимофеич буквально начал рыть землю. Так в нашей команде появился его друг - Николай, хороший, неунывающий и компанейский мужик, имеющий собственную дизельную «Ивеко» и любящий прокатиться на далекие зарубежные расстояния. Второй вопрос был искусно решен, путем привлечения к гонкам упомянутого экипажа Аксакова, брат которого успешно заседал в областной думе рядом с Тяжловым и имел серьезное влияние на наше руководство. Таким образом, обе проблемы оказались успешно решенными, и берег французской реки Сон приблизился к нам вплотную…
        …А люди все ехали и вносили свои кровные. Взносы были разными - от двадцати до тысячи долларов, но чувства, испытываемые нами, не поддавались арифметике и разделению на ступени. Кроме москвичей, нам помогали русские из США, Голландии, Франции, Швейцарии, Израиля… Кто-то собирался вскладчину, кто-то действовал в индивидуальном порядке. Особенно запомнилось несколько эпизодов…
        …У меня, вообще-то, скверный характер. Нет, я не умею врать и предавать, бить ногами слабого и радоваться чужому горю… Моя беда состоит в изменчивости настроения от плохого к очень плохому, и в крайних стадиях последнего я часто теряю способность к дипломатии и спокойной оценке ситуации. Бывает это не часто, но приносит мне впоследствии довольно много неприятных минут и душевных переживаний. В Интеренете такое происходит намного чаще, чем в обычной жизни, так как быстрая реакция на мои действия со стороны «униженных и оскорбленных» не позволяет обычно вовремя сориентироваться и пересмотреть свое отношение к той или иной ситуации. Понимаю, что это ни в коей мере не является оправданием моих обидных «наездов» на молодых, излишне самоуверенных посетителей «авторушных» конференций, еще неспособных в силу недостатка жизненного и водительского опыта обуздать свои не подкрепленные знаниями и умениями амбиции и адекватно оценивать уровень и возможности собеседника. Согласен, что порой, я, не в силах смириться с тем, что кто-то не разделяет мои, явно устаревшие в современном мире, жизненные принципы, устраиваю длинные, многословные флеймы, не приносящие мне ничего, кроме определенной потери авторитета. Потом, я кляну себя за то, что напустился с претензиями на целую конференцию из-за вполне законных, хотя и не «мужских» претензий начинающего клиента автосервиса или поддался влиянию десятка крикливых, самовлюбленных пацанов и оставил другую конференцию без нужной многим информации. Сожалею, но повторяю и повторяю, даже несмотря на то, что через день или через час, мой пессимизм и паршивое настроение претерпят изменения, и я, спокойно оценив обстановку, признаюсь сам себе, что все произошедшее, на самом деле, не стоит выеденного яйца, и что окружают меня в основном нормальные люди, которые от моих выходок не испытывают ничего, кроме удивления и огорчения…
        …С одним из посетителей конференции «Американские автомобили», проживающим в США, я как-то затеял серьезный разговор по достаточно пустяковому вопросу. Спор, как водится, трансформировался в существенные разногласия и обиды. Каково же было мое удивление, когда я получил от него теплое письмо и через некоторое время его родственник передал нам в Москве «материальную помощь» на подготовку к ралли. Откровенно, мне стало стыдно. Не за то, что я был не прав в споре, переросшем в упреки и почти перешедшем на личности, а за то, что я не сумел разглядеть в оппоненте нормальное человеческое начало. И дело было вовсе не в деньгах, а в том, что он, в отличие от меня сумел перешагнуть через свое самолюбие и не счел для себя зазорным вернуться к нормальному общению…
        ...В полдвенадцатого ночи в квартиру позвонили. Так как я никого уже не ждал, то подумал, что пришел сосед с шестого этажа, Серега, окончательно спившийся компьютерщик, время от времени посещавший меня в поисках ста граммов для приведения в относительный порядок остатка мозгов и внутренних органов. Но ошибся. За решеткой, отгораживающей две квартиры от лестничной площадки стоял невысокого роста человек и смотрел сквозь прутья каким-то устало-угрюмым взглядом.

- Привет! - сказал он. - Я к тебе... Пообщаться.

- Привет, ты уверен, что ко мне?

- Уверен. Адрес механики дали.

- Они еще работают?!

- Да, ковыряются...

- Ну, проходи, - сказал я. - Пропуская гостя в квартиру.

        Мы просидели на кухне до пяти утра, выпив по пятнадцать чашек кофе и обсудив, пожалуй, все проблемы, связанные с автомобилями, ремонтом и гонками... Оказалось, что мы давно общаемся в Интернете, а вот увидеться довелось впервые. В половине шестого, поняв, что мне «пора вставать» и что на работе я сегодня буду умирать медленной смертью, я решительно прервал дискуссию.

- Подвезешь до гаража? Все равно мне через час уезжать...

- Конечно! - ночной гость встал и пошел к выходу, но в коридоре он вдруг остановился и, резко повернувшись, произнес. - Да, я чего приходил-то... Я ж вам денег на гонки привез!

        Он полез в карман и положил передо мной на стол десять стодолларовых купюр.

- Возьми себя в руки... - сказал я. - Ты что, внук Рокфеллера?

- Это в моем положении уже ничего не решает... - задумчиво и грустно произнес гость. - А затея мне ваша сильно по душе - надо, чтобы она состоялась!

        ...Первыми, кто откликнулся на нашу просьбу были, конечно, «друзья по жизни», но не те, кого я знал «многая лета», а те, кто не ограничился виртуальным общением, а решил однажды познакомиться лично и, сделав это, стал приезжать все чаще и чаще - в гараж, домой и даже в «мою деревеньку». С ними мне было даже сложнее, ибо в отличие от людей, посещавших нас впервые, я был в курсе их финансового положения, явно не отличавшегося способностью погасить долги по зарплате шахтерам и бюджетникам, но на мои попытки как-то ограничить размеры их помощи, они или отшучивались, или мягко посылали меня в различные направления, стилизованные устным народным творчеством. А вот наши старые знакомые и друзья в чем-то разочаровали... Будучи в курсе происходящего и глядя со стороны на наши потуги со сбором средств, они ограничились либо обещаниями, либо довольно плоскими шутками и немного пренебрежительными сомнениями в реальности задуманного. А ведь мы помогали им неоднократно и безвозмездно. Я ставил себя на их место и отчетливо понимал, что сам обязательно помог бы им реализовать подобную идею, если для этого даже пришлось бы ночами напролет ставить и снимать моторы с «зубил» или сутками «бомбить» по Москве. Понимаю, что я не вправе предъявлять какие то ни было претензии, но осадок, оставшийся у меня в душе вряд ли быстро осядет на дно памяти...
        В своих «хрониках» я не могу перечислить всех, кто сделал нашу авантюру состоявшейся. В этом случае рассказ займет все оставшиеся мегабайты пространства сайта... Я не рассказал о «соратниках с Юга Москвы», организовавших в своем гараже среди клиентов филиал нашей «инвесторской компании», о людях, оплативших за нас часть расходов из Франции и Голландии, о коммерсанте, сразу создавшем для нас определенную «базу», которая во многом позволила оптимистично смотреть в будущее, о тех, кто отрывал свои кровные от далеко не гигантских семейных бюджетов... Может быть это удастся сделать по мере повествования...
        ...К последней декаде июня основные вопросы были решены. «Опель» пестрел множеством наклеек с «никами», уже мог самостоятельно передвигаться и ждал только запчастей с туманного Альбиона, посланных непосредственно поближе к «полю боя» в Шалон-сюр-Сон. После титанической борьбы с потрясающей бюрократией и издевательствами, царящими в Посольстве Франции нам все же выдали паспорта с долгожданными шенгенскими визами. Осталось - сесть и поехать. Перед отъездом мы решили собрать всех вместе. Это диковинное мероприятие было проведено на стоянке около бокса, где столом служил прицеп для боевой машины. Пообщавшись некоторое время с личным составом проекта « & Сompany Avantura Inc.» я понял, что больше не могу смотреть на буквально истекавшие слюнями лица людей, исследовавших раллийный автомобиль. Отозвав в сторону Нигая, я тихо сказал ему:

- Придется покататься...

- Я уже пивка хватанул... - признался Сашка.

- Ну, не будем же сиденье сейчас переставлять.

- Ладно, прокатим.

        ...Катание народа на раллийной машине закончилось только тогда, когда жители окрестных домов, ошалевшие от рева на улице и удивленно глядевшие из окон на очередь из желающих почувствовать себя гонщиком, пригрозили вызвать милицию.
        Мы покидали гараж последними. Дневная июньская жара уступила место ночной прохладе. Под включенными фонарями мельтешили бабочки. Сторож радостно сгребал в охапку и тащил к себе в подсобку пустые пивные бутылки.

- Неужели все кончилось? - вздохнул Фодин и уселся на крыло прицепа.

- Ошибаешься, - проговорил я. - Все только начинается... Хотя и осталось не так много - всего на всего выиграть Кубок Франции...


3. Дорога на запад

        25 июня 1999 года в 20 часов 30 минут по московскому времени из ворот скромной автостоянки на окраине Москвы, не спеша, даже крадучись, выполз на дорогу небольшой автомобильный караван. Впереди, распугивая моторизованное население хозяйской походкой, шествовал «гаишный» автомобиль BMW. У него “на хвосте” катился белый автобус «Iveco», во весь борт которого красовалась синяя надпись «Dinamo-Escort rally team». К автобусу был присоединен жуткого вида и устрашающих размеров прицеп, выполненный в лучших традициях ликино-дулевского завода “Тонар”, отражающих врожденную любовь отечественного производителя к непомерному гигантизму и вселенскому фундаментализму. На платформе этого монстра, привязанный лебедками к поручням, торжественно стоял маленький авомобильчик Opel Corsa, борта которого были испещрены белыми и голубыми квадратами со странными словами, сочетание которых «в одном флаконе» могло показаться непосвященному бредом параноика. Перед выездным постом ДПС кортеж проигнорировал все мыслимые правила дорожного движения, поставил «на фары» слабо реагирующих на изменения дорожной ситуации водителей на всех главных и второстепенных дорогах и, не обращая внимания на разинувших рты «гибддэшников», вырулил на МКАД. Нагло растолкав остальных участников движения, BMW беспрекословно занял левую полосу и, установив крейсерскую скорость в 100 км/час, потащил за собой автобус, огибая город с севера. Проехав таким «макаром» полкруга и не встретив сопротивления ни со стороны ползущих на дачу обывателей, ни со стороны рвущихся к непонятной победе шустрых молодцов на быстрых машинах, маленький караванчик умело объехал здоровенную пробку на съезде на Минское шоссе, чуть притормозив, принял в свои ряды скучающий на обочине «Ford Fontana» c прицепом, на котором сверкала свежевыкрашенными боками спортивная «Subaru Impreza» и, заняв осевую линию и часть встречной полосы, помчался навстречу, раскаленному днем до красна и теперь падающему остывать за край земли солнцу...
        Постоянно контролируя в зеркалах движение тягачей и пресекая попытки истосковавшихся в дачной пробке водителей вклиниться в колонну, я чуть добавил газа, побольше откинул спинку сиденья и прибавил громкости в магнитофоне, чтобы снизить раздражающее воздействие монотонных причитаний о тяжкой доле российских автогонщиков в исполнении Калашникова, едущего в костюме «Reebok» на BMW в благоухающую Францию, а, отнюдь, не в прожженной телогрейке на чадящем несгорающей соляркой вездеходе в таймырскую тундру. Постепенно, по мере удаления от Москвы ряды «дачников» редели и к торжественному моменту пересечения границы Московской и Смоленской области мы остались на шоссе практически в гордом одиночестве. К полуночи длинные июньские сумерки все же пали под натиском ночи, принеся прохладу и ослепительный свет неотрегулированных фар встречных дальнобойщиков. Перестроив по ходу колонну таким образом, чтобы самая медленная из присутствовавших в ней машин - «Iveco» - прокладывала путь, мы постепенно продвигались вперед, преодолевая каждый час свои стандартные восемьдесят километров. Под Смоленском «Iveco», оборудованная маленьким шестидесятилитровым баком запросилась на «водопой», в ходе которого выяснилось, что угловатый и непобедимый «сход-развал» прицепа практически уничтожил пару покрышек. Почтительно относящийся к математике Нигай произвел в еще нетронутом пивом уме сложные расчеты, связанные с делением предстоящего расстояния на пройденный отрезок, результаты коих дали веские основания полагать, что двенадцати запасенных «по сусекам» колес нам хватит в лучшем случае до момента форсирования Майна, а пересечение французской границы будет происходить под надрывный аккомпанемент лязгающих по асфальту колесных дисков с мотающимися остатками спаленной резины. Почесав в затылках, члены делегации решили переместиться с бензоколонки на освещенную площадку перед расположенным невдалеке кафе, где Сергей Фодин, вооружившись ломами и кувалдами нырнул под прицеп с твердым намерением вправить на место вконец распоясавшуюся подвеску. Так как кроме Сашки, призванного на помощь в качестве осветителя и подавальщика шанцево-ударного инструмента и учитывая патологическую ненависть главного механика к «выполнению работ в присутствии заказчика», остальные путешественники оказались не у дел, мы подошли к входу в кафе, где с подстаканниками в руках уже разместились для наблюдения за невиданными машинами любопытные работники общепита.

- А как бы и нам такого чайку испить? - обратился я к служителям половника.

- Вам сюда или в кафе зайдете? - язвительно поинтересовалась одна из представительниц пункта придорожного питания.

- Сюда, а то уедут, пока мы чаи гонять будем.

        Женщина фыркнула и удалилась в кафе. Через пару минут я получил в руки горячий подстаканник со стаканом крепкого чая с лимоном.

- А мне? - тут же подоспел Калашников, наделенный поистине врожденным чутьем на «халяву».

        Порой мне казалось, что расчетливость и бережливость Тимофеича являются следствием перенесенного тяжкого психического заболевания. Ничто, никакая, даже микроскопическая, выгода не могли ускользнуть от его поистине смертельной хватки. Если за вещь, услугу или комфорт не надо было платить из собственных резервов, то это моментально становилось объектом самого пристального внимания «заслуженного тренера», а получение желанного являлось уже «целью N1» и приравнивалось к защите жизненноважных функций организма . Впрочем, как только выяснялось, что хоть копейку, но придется выкладывать, интерес Калашникова к существу проблемы угасал со скоростью звука. Представить себе, что он зазовет вас в кафе и угостит чашкой кофе или пивом было также трудно, как предположить возможность выпадения снега в Республике Конго и переодевание тамошних жителей в валенки и треухи, но стоило кому-то намекнуть на аналогичную процедуру без оплаты удовольствия, как Тимофеич мгновенно забывал о предписаниях кардилогов и принимал предложение с любезным снисхождением.
        Одновременно, Калашников был абсолютно честен и маниакально щепетилен в любых финансовых вопросах - от покупки коробки спичек до оплаты счета на десять тысяч фунтов стерлингов в MSD. Любая проводимая им финансовая операция, независимо от суммы и важности являлась эталоном отчетности и соблюдения бюрократических требований. Вообще педантизм Владимира Тимофеевича не поддавался нормальному восприятию и представлял из себя крайнюю, порой устрашающую форму. Мне не забыть, как однажды поздним вечером я, собирая сумку, чтобы утром поехать в Гуково, где уже находилась команда, вдруг услышал звонок телефона. Звонила жена Калашникова, которая сообщила мне такое, что трубка чуть не выпала у меня из рук. Не буду вдаваться в трагические подробности, но обстоятельства складывались так, что Тимофеичу надлежало во что бы то ни стало завтра быть в Москве. Так как связь с доблестным шахтерским городом и раллийным центром Ростовской области отсутствовала начисто, я, придя в себя, рассчитал, что если в десять часов утра мне удастся передать только что услышанный кошмар Калашникову, то мы еще успеем довезти его до Ростова и посадить в единственный, улетающий на Москву самолет. Через полчаса я уже мчался по тогда еще темному МКАДу в сторону Каширского шоссе. Пролетев на «восьмерке» за ночь, а точнее за неполные одиннадцать часов по наводненному «фурами» шоссе почти 1300 км, я в половине десятого утра в полном изнеможении предстал перед Нигаем и Фодиным и передав им весть, попросил сообщить ее Калашникову, так как мой язык не поворачивался произнести нечто подобное. Друзья наотрез отказались и кинулись заправлять мою пустую машину, чтобы срочно ехать в аэропорт... Найдя Тимофеича, я, немного поюлив, сообщил ему то, ради чего провел некоторое время в лобовых атаках и двойных обгонах. Реакция Калашникова меня просто шокировала.

- Никуда я не поеду, - спокойно, словно речь шла о выезде на шашлыки сказал он. - Может быть позвоню...

        Поверьте, что речь шла далеко не о пустяке, и любой другой человек на месте Тимофеича вообще вряд ли смог бы как-то оценивать обстановку, не говоря уже о принятии столь вопиющих и хладнокровных решений ... Иногда мне казалось, что Калашников просто филигранно умеет подавлять в себе эмоции, а на самом деле сильно переживает все в глубине души. Но все же, я был больше склонен предполагать, что неописуемая черствость и сквозящий отовсюду снобизм действительно является результатом высочайшего проявления эгоцентризма. В любом случае, понять Тимофеича мне всегда было сложно - и тогда, когда я спас его от увольнения, за что был сам на время изгнан высочайшим руководством из автоспорта, не получив вдогонку от Калашникова даже элементарного «спасибо», и тогда, когда он, приведя в команду Аркадия Кузнецова, юлил подле фаворита, угождая ему во всем и мимоходом, свысока, бросая реплики о нашей полной бездарности, и тогда, когда Кузнецова убирали из команды, и он кинулся к нам с распростертыми объятиями, поливая своего бывшего любимчика потоками грязи...
        Формально и фактически последние пять лет Калашников являлся моим подчиненным, но я почти никогда, за исключением случаев, когда его явно «заносило в боковых скольжениях» , не ставил в наших отношениях субординацию во главу угла. Круг вопросов, решаемых Тимофеичем никогда не был настолько широк и сложен, чтобы можно было надорваться физически и повернуться рассудком. Однако, он умудрялся преподносить свои проблемы таким образом, что казалось для их решения необходимо вырыть по новой беломоро-балтийский канал, выиграть войну в Афганистане и совершить с Туром Хейердалом кругосветное путешествие на соломенной лодке. Одним из направлений деятельности Калашникова был автоспорт. По сути, он являлся менеджером команды, но фактически все его функции сводились к оформлению документации и представительству в автомобильной федерации и на самих гонках. Проблемы же строительства и ремонта техники, поиска спонсоров, договоры с ними и отработка их непростых требований, определение стратегии сезона и конкретных ралли, тренировочный процесс полностью «висели» на гонщиках... За всю свою многолетнюю деятельность в динамовском автоспорте, Калашников так и не уяснил или не захотел уяснить простой истины, что нельзя постоянно «брать» и относиться к тем, кто является кредитором того иного проекта, как к людям, которые «что-то должны», что вымпелами, значками, красивыми паками и бланками невозможно компенсировать гигантские затраты, сопутствующие ралли. Да, исполнительность, способность проникать в большие и малодоступные кабинеты с сомнительными бумагами, этакая «упертость» в достижении цели были в полной мере присущи Владимиру Тимофеевичу, но четкая избирательность в действиях, неумение общаться с людьми на нормальном, лишенном превосходительных интонаций языке, чопорность и надменность в отношениях сильно ему вредили - и в собственном ведомстве, и в Российской автомобильной федерации, и в тесных командных кругах к Калашникову никогда не относились с теплотой.
        «Динамо-Эскорт» Калашников создал еще в 1985 году, но сама команда в широком понимании этого слова всегда существовала только на бумаге, в действительности же представляя из себя несколько разобщенных экипажей, причем сам «создатель» постоянно метался внутри этого коллектива, примыкая к тем, кто в настоящий момент находился в фаворе… Да, можно сказать, что Владимир Тимофеевич открыл нам начальную дорогу в автоспорт, заслуживает уважения его несгибаемое упорство, с которым он отстаивал право этого вида спорта на жизнь в самых сложных условиях. Благодаря его работе и целеустремленности мы с Нигаем, хотя и объективно ехали хуже Успенского, Кузнецова, Школьного, Никоненко, Балдыкова, Алясова, Прохорова, да и многих других, все же стали достаточно «честными» Мастерами спорта международного класса. Но если бы Калашников еще и обладал «душой», в широком понимании этого слова, то, думаю, его «Динамо-Эскорт» была куда более авторитетной и уважаемой организацией…
        …Наконец, Фодин вылез из-под прицепа, поставил на место оба левых колеса и опустил «джек».

- Вроде подровнял, - сообщил он, доставая из «Iveco» канистру с водой, чтобы вымыть руки и лицо.

- Посмотрим… - произнес Нигай, в голосе которого преобладало унылое сомнение.

        Я допил ароматный чай и протянул стакан и десять рублей женщине.

- Спасибо. Необыкновенно вкусно!

- Что-то ты много даешь, - сказала она, вертя в руках деньги.

- Это за двоих, - я указал на Калашникова, который морщась дожевывал лимон.

- А… Ну, ладно. Счастливо вам.

        Все расселись по машинам, и колонна медленно выползла на темное шоссе и двинулась дальше на запад. До Гродно мы доехали без приключений, да и польская граница преодолелась как-то необычно легко. Перед воротами терминала, куда белорусские милиционеры безоговорочно пропустили нашу колонну в объезд километровой очереди, мы остановились для маскировки «бимера». Опыт прошлых лет убедил нас, что разъезды по некогда братской стране соцлагеря с маяками на крыше, чреваты тяжкими моральными испытаниями - от тыканья в поясницы полицейским автоматом, до заключения под стражу в ближайшем околотке. Поэтому, столь шокирующие польские правоохранительные органы надписи на BMW были искусно заклеены широким медицинским ленточным пластырем, а маяки обернуты припасенной Серегой старой цветастой простыней, заклеенной поверху прозрачным скотчем. В результате проведенных работ «бимер» стал напоминать больного травмотологического отделения 1-й Градской больницы, но за то наше будущее не выглядело запрятанным за ржавые металлические прутья.
        Белорусские пограничники и таможенники, по обыкновению, не столько досматривали наш транспорт, сколько с любопытством разглядывали раллийные машины, задавали много специальных вопросов и в конце концов сошлись во мнении, что «супротив Субары этот Опель - туфта”. Не вступая в дискуссии по данному вопросу, мы сосредоточили внимание на быстрейшем передвижении к польским служащим, но тут один молодой таможенник вдруг спросил меня:

- Слушай, а что это на вашей машине столько разных надписей?

- Это… «ники», - ответил я.

- Чего?!

- Ты знаешь что такое «интернет»?

- Ну, слыхал… Чего-то с компьютерами…

- Во-во! - обрадовался я, прикидывая, как коротко объяснить сущность вопроса. - Это общение людей, посредством компьютерных коммуникаций. Так вот, люди в этих сетях имеют не имена, а… прозвища. Вот эти прозвища и перенесены на машину.

- А зачем?

- Они все помогали нам в этой поездке.

- Спонсоры, что ли?

- Хм… Не совсем… Но, вообщем, где-то близко.

- Понятно… - протянул белорус и щелкнул металлической печатью в талоне. - Счастливо.

        Поляки тоже осматривали нас поверхностно. Даже таможенник, заглянувший в багажник BMW и обнаруживший там явные излишки водки, только покачал головой и милостиво захлопнул крышку. Наконец, мы переехали последний рубеж, тщательно охраняемый худым, как палка, автоматчиком в выцветшей форме и вкатились в Польшу.
        Проехав километров пятьдесят по узкой, но вполне цивилизованной и знакомой до боли дороге, вся наша комплексная бригада дружно запросилась «поближе к кухне». Фодин, управлявший в этот момент «Ивекой» и возглавлявший «автопробег», сообщил всем по радио, что первый достойный пункт питания известен давно, и что он ни при каких обстоятельствах не пропустит столь важного мероприятия, как набивание желудка долгожданными польскими «ковбасками». Действительно, если в Речи Посполитой и было что хорошего, так это придорожные кафе - маленькие, уютные, чистые, с традиционной вкусной и дешевой кухней и неулыбчивыми молодыми полячками за стойками баров.
        Наевшись впятером на двадцать пять долларов до состояния полной расслабленности и стойкого отвращения к управлению транспортными средствами, мы все же собрали волю в кулак и двинулись дальше. Николай, мотавшийся по Европе на грузовике два раза в месяц и бывший дальнобойщик Эдик из «Совтрансавто», ехавший механиком с Аксаковым убедили нас, что не стоит испытывать судьбу в горах между Польшой и Чехией, а следует мчаться напрямую через Познань и Франкфурт-на Одере. На эту тему был проведен краткий диспут, дополненный яркими воспоминаниями о художествах водителя одной авторемонтной фирмы, которая года четыре назад спонсировала нашу поездку в Бельгию дизельным тягачом «Мерседес». В придачу к машине фирма предоставила нам «закрепленного» за ней водителя по прозвищу Кузьмич - дядьку лет пятидесяти, бывшего научного сотрудника, а теперь, по причине полного развала науки, возившего на «Мерседесе» запчасти из Германии. Наши доводы, что в командировании с нами столь ответственного работника нет необходимости были отметены по причине необходимости заезда на обратном пути в Берлин за какими-то крыльями и лонжеронами. То, что Кузьмич, мягко говоря, «непрофессионал» стало ясно на первых километрах Минского шоссе, когда он занял «Мерседесом» с прицепом левый ряд и, передвигаясь по нему с крейсерской скоростью в 50 км в час, принялся материть налево и направо практически всех прочих участников движения и методично «гукаться» в самые огромные ямы и рытвины, от чего спортивная машина подпрыгивала вместе с прицепом на метр над дорогой. Интересно, что данной тактике бывший научный сотрудник методично придерживался и в Германии, где подобное перемещения по автобанам, заставлявшее местное население оттормаживаться с «двухсот до шестидесяти», чтобы не заехать второй машиной к Кузьмичу на прицеп, а затем долго и нудно мигать левым «поворотником», уговаривая упрямого кандидата наук переместиться вправо, воспринималось немцами по полчаса «тошнившими» за упрямым доцентом колонной из BMW, Porshe, Audi и VW , мягко говоря, с удивлением. Выгнать же Кузьмича из-за руля и сменить его на Фодина или Нигая было практически невозможно, а все наши уговоры и намеки на соблюдение элементарных ПДД и общепринятых норм передвижения по скоростным магистралям разбивались о неприступную логику - «им надо, пусть справа объезжают». В течение поездки Кузьмич навешал такое количество «соплей» иностранцам, непривычным к его, мягко говоря, своеобразной трактовке дорожного кодекса, и попытался убить столько наивного и непуганного населения, что передвижение с ним бок о бок по просторам Европы вызвало у нас стойкую бессонницу и всеобщее нервное расстройство. Особое же место в той поездке занял случай в Познани…
        …Мы уже возвращались из Бельгии. Кузьмич, под пристальным вниманием Сереги, сидевшим справа и незаметно, но цепко державшимся за ручку «ручника» и Сашки, располагавшимся сзади и готовым в любую минуту кинуться грудью на рулевую колонку, правил тягачом впереди, а я и Юрий Михайлович (тот самый, с кем мы сидели в варшавской КПЗ) прикрывали его художества в арьергарде на тренировочной «восьмерке». Ночью мы въехали в Познань. Дорога была четырехрядной, а ее направление на восток не вызывало ни малейших сомнений и поэтому мы слегка расслабились. Но не надолго… На главной площади города, под многометровым указателем «Варшава - прямо», Кузьмич неожиданно совершил поистине головокружительный маневр, завернув со скоростью под 70 км в час из крайнего правого ряда наперерез встречному транспорту и через множество сплошных линий налево в малоприметную темную улочку. Подумав, что у научного светилы совершилось внезапное острейшее расстройство желудка или полное отключение рассудка, я повторил его маневр и кинулся следом. При этом я краем глаза заметил, что на шоссе в пятидесяти метрах по нашему прежнему курсу стоит полицейский «Полонез», из которого на столь вопиющее маневрирование расширенными от ужаса глазами наблюдают польские представители власти. Между тем, свернув с использованием бокового скольжения прицепом по асфальту в темный проулок, Кузьмич неожиданно резко нажал на газ и помчался по какой-то гравийной дороге в стиле Колина МакРея. Ничего не понимая, я кинулся вдогонку, но пыль из под колес тягача и ширина проезжей части исключали возможность обгона и выяснения причин таких, хоть и впечатляющих, но малопонятных манипуляций. Так мы неслись по гравию минут десять. Проулок давно сменился на какую-то нехоженую лесную дорогу, рядом с которой Кузьмич давно мог справить не только маленькую, но и самую большую нужду, но скорость «Мерседеса» не снижалась, радиостанция, в которую Михалыч, не умолкая, излагал нахлынувшие на него чувства упрямо молчала на приеме, а моргание дальним светом и почти непрерывная подача звукового сигнала Кузьмичем упорно игнорировались. Между тем, сзади, в поднятой пыли я заметил стремительно приближающиеся синие проблесковые маяки и понял, что польские представители власти призадумались над вполне здравой мыслью: а куда это так стремительно, едва завидев их и наплевав на все мыслимые правила дорожного движения, рванули две русские машины, предпочтя столбовой дороге лесную чащу?
        И вдруг Кузьмич нажал на тормоз. Это было торможение до «юза» с частичным «складыванием» прицепа, будто перед тягачом выросла бетонная стена. Мое экстренное торможение позволило остановить «восьмерку» в десяти сантиметрах от заднего номера платформы, и пока я ждал, когда осядет пыль, двери машины распахнулись и мы с Михалычем увидели, направленные в лоб стволы знакомых до боли АКС, калибра 7.62 мм. Оказалось, что за нами следовали аж три полицейских патруля, весь личный состав которых, вооружившись до зубов высыпал на ночную дорогу и держал на мушке наш многострадальный экипаж. Расставив меня и Юрия вокруг машины в стандартных позах «руки на крышу, ноги пошире», полицейские принялись вытаскивать из наших карманов документы и изучать их в свете фар. Между делом, двое из них тщательно досмотрели «восьмерку». Наконец, убедившись , что ни малейших оснований скрываться от правосудия у нас с Михалычем нет, полицейские убрали автоматы и попытались выяснить мотивы столь стремительного бегства с автобана. Разумеется, ничего вразумительного, кроме пожимания плечами, мы им сообщить не могли. Любопытно, но в течение всей героической операции по захвату «восьмерки» блюстители порядка сосредотачивали внимание лишь на наших скромных персонах, не проявляя ни малейшего интереса к «Мерседесу», в железном фургоне которого легко мог прятаться взвод небритых вахаббитов, сидящих на ящиках с гранатометами и мешках с коноплей. Покончив с нами и вернув документы, полицейские бегло просмотрели паспорта и права пассажиров тягача и тут выяснилось, что Кузьмич все это время управлял машиной, не имея категории, позволяющей ездить с прицепом.

- Не можно! - сурово заключил один из них. - Штраф! - и назвал сумму эквивалентную тремстам долларам США.

- Не буду я ничего платить! - заорал Кузьмич.

- Тогда, прошу пана…- и полицейский указал на «Полонез».

- В тюрьму! - с радостью выдохнул Михалыч, почесывая место на боку, куда несколько минут назад упирался ствол «калаша».

- А нам можно ехать? - осторожно поинтересовался Нигай.

- Пан имеет дозвол на прицеп к самоходу? - спросил полицейский.

- Имеет! На все, кроме самолетов!

- Можно ехать, - кивнул поляк и поманил Кузьмича к своей машине.

- Ну, Кузьмич, пока! Пиши письма, - с каким-то облегчением, чуть не проронив слезу произнес Фодин.

- Мы же русские люди! - взмолился тот. - Неужели вы меня бросите?

- А ты больше за руль проситься не будешь? - спросил я.

- До самой Москвы! -поклялся Кузьмич.

        С поляками удалось договориться за пятьдесят немецких марок, после чего они, пятясь задом по узкой тропке покинули место событий.

- Скажи, ты зачем сюда свернул?! - изменив обычному спокойствию, набросился на Кузьмича Михалыч.

- Мне показалось, что сюда - на Варшаву…

        Мы с сомнением покосились на окружавшую нас глухую, темную чащобу, смерили Кузьмича восторженными взглядами и полезли обратно в машины…
        …С момента пересечения польско-немецкой границы меня начала преследовать мысль, что наша авантюра не должна кончиться добром. Закон «черно-белых полос» доказывает, что никогда и ничто не может идти все время хорошо, и удачи должны сменяться проблемами. А между тем наша поездка шла на удивление гладко, что предполагало скорую «смену цвета» и целый ворох напастей. По крайней мере, то обстоятельство, что на этот раз, впервые за многие годы мы не разу не были остановлены в Польше полицией давало мне повод для ухудшения настроения. К тому же, и немцы пропустили нас в «шенген», не выходя из стеклянной будки, а лишь посмотрев паспорта, а сама Германия пересеклась на одном дыхании.
        …После въезда в Deutschland я передал Калашникову руль, а сам расположился на заднем сидении «Ивеки», и лениво посматривая, как свободные «от смены» Сашка с Николаем потягивают из банок пиво, провалился в сон. Очнулся я от того, что автобус стоял. Это был большой паркинг, на котором мы регулярно останавливались во время прошлых поездок. Здесь можно было принять душ, переодеться и поесть. В душ пошли все, за исключением Нигая и Калашникова, не любивших дорожное мытье и предпочитавших париться трое суток в одной и той же одежде. Освежившись, я поднялся в кафе, где мои соратники уже наваливали на подносы разнообразную снедь. За обедом, радость от которого была омрачена его баснословной стоимостью, вспомнился случай с механиками Кузнецова, которые в Германии, привлеченные выставленным в окне плакатом с изображением бифштекса за три марки, пытались поесть в ресторане для собак. В заключении трапезы Калашников аккуратно собрал недоеденные сосиски и булочки, завернул их в салфетку и положил в пакет.

- И зачем это? - спросил я.

- А вот я через некоторое время захочу есть, достану сосисичку…

- Ты курицу-то из дома вторые сутки съесть пытаешься, - сказал Николай. - Она уж небось протухла на жаре-то…

- Она жареная, ничего с ней не будет.

        Николай безнадежно махнул рукой, мы встали и направились к машинам. Автобан, пересекая Германию вел нас на Карлсруэ, а потом резко «падал вниз», в сторону Швейцарии на Фрайбург и, пересекая границу, превращался в платный французский авторут. Во Францию мы въехали ночью. Граница представляла из себя маленький терминальчик под крышей без единого человека. Сразу за кордоном мы остановились на большой площадке, чтобы снять с кредитной карты немного французских денег, выпить по чашке кофе и узнать результаты состоявшегося сегодня во Франции этапа Формулы 1. Однако все наши желания потерпели фиаско - банкомат не работал, кофе на марки не отпускали и ни один из посетителей кафе ничего не слышал о состоявшихся автогонках. Плюнув по каждому поводу три раза, мы решили продолжать свой путь безостановочно уже до Шалон-сюр-Сона, благо полностью заправили баки в Германии и останавливаться еще раз не было никакой необходимости.
        Я сменил в «бимере» Нигая, который тут же завалился спать на заднее сиденье. Погода, испортившаяся еще в центре Германии была пасмурной и довольно холодной. Моросил мелкий, противный дождик. Я включил печку и магнитофон, откинул спинку и поехал вслед за аксаковским "Фордом", периодически обмениваясь по радиостанции с едущим в нем в руле Андреем Фроловым грубыми шоферскими шутками. Через некоторое время я вдруг ощутил в машине неприятный запах, который быстро нарастал и превратился в откровенную вонь такой невероятной силы, что у меня из глаз хлынули слезы. Запах был исключительно отвратительным и напоминал протухшую селедку, завернутую в солдатские портянки и положенную рядом с покойником, пролежавшим неделю на жаре. Открыв настежь окно и почти высунув в него голову, я принялся прикидывать возможный источник этого отвратительного зловония, выдвигая версии о достигших-таки стадии разложения курицы и сосисек Калашникова или сдохшей в багажнике автохозяйской крысой, как вдруг постиг истину - это пахли носки Нигая… Такой пытки мое обоняние не испытывало давно. Я потрепал Сашку рукой и услышав мычание с заднего сиденья произнес:

- Немедленно сними носки и выкинь их в окно!

- Это еще почему? - пробормотал сонный Нигай.

- Потому, что я забыл дома противогаз!

- Хорошие носки, я их только на прошлой неделе сменил…

- По сравнению с распространяемым ими запахом, иприт и заман напоминают «Шанель N5»! Выкинь носки!

- Ни за что! - Нигай накрыл ноги своей курткой.- Так лучше?

- Не намного… - смирился я с неизбежностью и закурил.

        …Мокрый авторут катился под колеса. Часы на панели показывали два часа ночи по местному времени. Все шло по плану, спокойно и размеренно, но от этого меня все больше одолевало нехорошее предчувствие. Между тем мы миновали Дижон и через пятьдесят километров съехали с платной дороги под указатель Chalon/s/Saone…
        Путешествие окончилось. Мы прибыли к месту соревнований.


4. Неделя развлечений. (Понедельник. Лена Николя)

        ...После возвращения из Франции прошло немало времени и как-то раз мне прислали ссылку на сообщение в одной из конференций auto.ru, автор которого прозрачно намекал, что некоторое время назад участники конференции «оплатили развлечения одному человеку». Признаюсь честно, что даже если данное выступление относилось не к нашей авантюре, то оно все равно заставило меня задуматься - а чем в действительности можно назвать наше пребывание во Франции? Работой? Развлечением? Отдыхом за границей? Путешествием? Может быть действительно мы «развели на деньги» несколько десятков наивных людей? Вопрос так и остался открытым...

        ...Яркое и жаркое солнце, победившее ночное ненастье, коварно прокралось сквозь маленькое, выходившее на черепичную крышу окно и безжалостно вонзило свой ослепительный луч в мой правый глаз. Я отполз в тень, на край низкой солдатской кровати и проснулся. С улицы доносился радостный утренний птичий гвалт, время от времени нарушаемый шумом проезжавших машин и звонким постукиванием острых каблучков куда-то спешащих женщин. Большой электронный будильник, предусмотрительно захваченный из Москвы и теперь расположенный на широком белом подоконнике, показывал девять часов. «Нашего или ихнего?», - попытался понять я и вспомнил, что ночью, по прибытии, сам переводил время на два часа назад. Окончательно проснувшись и сев на кровати, я нашарил ногами зеленые резиновые шлепанцы, встал и, шаркая по желтоватому, казенному линолеуму, неохотно побрел к умывальнику. С омерзением осмотрев в маленьком квадратном зеркале небритую и припухшую от хронического трехдневного недосыпания физиономию, я открыл хитроумный кран и злорадно вырвал затычку, служащую для экономии воды. Умывальник, мусорное ведро, три кровати, три стула, стол и встроенный шкаф для одежды составляли весь примитивный интерьер комнаты в полицейском гарнизоне, где нам предстояло провести ближайшую неделю, и куда нас в четыре часа утра поселили заботливые организаторы ралли. Бритье и умывание придали мне свежести и подняли настроение. Я включил стоящий на полу привезенный из далекого гаража бордовый электрический чайник в розетку, расположенную в таком месте, что добираться до нее пришлось посредством передвижения на карачках между кроватью и шкафом и нашел в сумке чашки, кофе и сахар.
        Серега Фодин, предпочитавший здоровый сон всем прочим видам активного и пассивного отдыха, обеспокоенный производимым шумом, тяжело вздохнул, пробурчал что-то нечленораздельное о моей дурацкой привычке рано вставать и, отвернувшись к стене, натянул на голову простынь. Нигай же, успевший на рассвете кратко отметить с Николаем и Тимофеичем «день приезда» литром подозрительной, мерзко пахнущей водки, тайно провезенной в недрах «Ивеки», лежал на спине и не производил ни малейших движений. Убедившись, что поднять кого бы то ни было с кровати будет так же трудно, как оживить мумию Тутанхамона, я не спеша выпил кофе и, выкурив сигарету, бегло пересчитал убытки, понесенные в ходе автопробега Москва - Шалон-сюр-Сон. Произведенные вычисления дали мне основания полагать, что собранного по крохам капитала нам должно хватить на все запланированные мероприятия при условии, что мы не станем ужинать в фешенебельных ресторанах с заказом стриптиза на столе, брать в рент в качестве тренировочной машины «шестисотый Мерседес» и опустошать местные универмаги и ювелирные магазины.
        Наконец, я собрал в полиэтиленовый пакет сувениры для Андрэ Жулье, главным из которых являлась громадная бутыль с традиционным русским напитком, спустился по истертым каменным серым ступеням в большой, представлявший из себя целую площадь, внутренний двор и сел в освобожденный от простыни и пластыря «бимер». Выехав из двора, я проехал под услужливо открытый охранником шлагбаум и, миновав ворота, повернул направо, в сторону набережной реки Сон. Город был мне хорошо знаком, поэтому я уверенно добрался до центральной улицы, где размещались основные муниципальные заведения и банки. Помучавшись с уличным банкоматом, который поначалу упрямо и как-то обиженно выплевывал обратно синюю «Визу-классик», я вытряс из него пару тысяч франков на текущие расходы и поехал на окраину, где в маленьком особнячке находился штаб ралли. По дороге я завернул в небольшой магазинчик, купил на всякий случай карту города, коробку Cafe Creme и телефонную карту. Наруливая по узким улочкам и простаивая у столь «длинных» светофоров, что за время «красного света» вполне можно было заменить масло в моторе, я вдруг ощутил какой-то дискомфорт и легкое чувство нереальности. Только минут через пять до меня дошло, что улицы города, несмотря на десять часов понедельника практически пусты. Прикинув возможность того, что французы затеяли очередной всенародный праздник и по этой причине находятся дома, я успокоился, но подъехав к штабу и увидев наглухо закрытые ставни и двери, впал в уныние. Покрутившись по округе, я нашел стеклянную телефонную будку и, напрягая до изнеможения слабые в электронике мозги все же с пятнадцатой попытки набрал нужный номер.

- Алло! - ответил низкий женский голос.

- Лена, здравствуй, мы приехали...

- О! Привет! Ты где?

- Стою в телефонной будке недалеко от штаба, похожего на закрытый райком партии по причине ухода личного состава на фронт... У вас праздник?

- Нет... Обычный день...

- А где люди? Город удивительно напоминает пустыню Кара-Кум во время проведения учений по гражданской обороне.

- Ну, так понедельник, - удивленно сказала Лена. - После уикенда все открывается позже...

- Логично... - протянул я, удивленный столь ненавязчивым отношением работодателей к графику трудовой деятельности своих подчиненных.

- Значит, Жулье нет?

- Нет, если, конечно, он не прячется от надоедливых русских за закрытыми дверями и ставнями, как преступник, находящийся в розыске...

- Понятно... Ну, так приезжай ко мне, а я пока дозвонюсь ему домой...

- А удобно?

- Конечно! О чем ты говоришь, - и она стала рассказывать, как проехать к ее дому.

        ...Лена Николя жила во Франции уже пятнадцать лет. В далеком 1984 году, работая переводчицей в Нижневартовске, молодая девушка из Уфы познакомилась с французом с двойным именем Жан-Франсуа, который занимался то ли поставками, то ли наладкой оборудования на нефтедобычах Самотлора. Увлекшийся ее красотой, неординарным подходом к жизни и врожденным умением остановить «коня на скаку» и войти «в горящую избу», выгодно отличавшимся от неприспособленности, избалованности и чопорности мадмуазелей, впадающих в кому от отсутствия горячей воды и места на парковке, сентиментальный француз был повержен наповал стрелой местного таежного Купидона и через неделю уже не мог себе представить жизни без Лены. Их бурный роман в конце концов получил развитие в виде самолета, увозящего молодую интернациональную чету к месту постоянного жительства Жана-Франсуа. Откровенно говоря, я так до конца и не разобрался, а спросить было, разумеется, неудобно - что руководило молодой переводчицей при принятии решения столь кардинально изменить судьбу - действительно внезапно возникшее чувство к французскому инженеру или непреодолимое желание сменить на теплую, богатую и беззаботную Бургундию беспросветную глушь Ханты-Мансийской АССР, где весна начиналась в июне, осень - в августе, дни были похожи один на другой, как изображения вождя мирового пролетариата на червонцах, а люди жили в «балках» - строениях, похожих на домик Чиполлино-старшего с более чем призрачными надеждами на получение серьезного жилья? В любом случае, надо отдать должное ее смелости и целеустремленности, так как Лена покидала Родину не в девяностых, когда народ повалил в «места обетованные» рядами и колоннами, а в разгар фанатичной преданности идеалам коммунизма, повсеместная и неотвратимая победа которого считалась делом времени, а люди сомневающиеся в том, что на Земле нет места лучше «нерушимого союза», достаточно часто отправлялись на подмогу колымским золотоискателям и восточно-сибирским дровосекам.
        Переехав во Францию и получив новую фамилию, Лена быстро адаптировалась к безбедной и спокойной, но прямолинейной и скучной жизни, родила очаровательного сына и постепенно полностью подавила своим сильным характером робкое сопротивление и жалкие попытки отстоять хоть какие-то степени свободы мягкого и послушного Жана-Франсуа. Впрочем, на людях она всегда усиленно подчеркивала главенство мужа в семейной иерархии, но, несмотря на эту дипломатическую уловку, было видно, что на самом деле тот имеет лишь право совещательного голоса, а все судьбоносные решения принимает его супруга. Самым же поразительным было то, что за полтора десятка лет, проведенных в рафинированных условиях , Лена так внутренне и не приняла расчетливой, технологичной и симметричной французской психологии и сохранила привычки, взгляды и особенности русского характера. Конечно, ее живой ум, вышколенный этикет и умение поступать в зависимости от обстоятельств определяли манеру поведения в тех или иных местах и ситуациях, но стоило ей освободиться от прессинга окружающей среды и оказаться наедине с собой или даже в компании с нами, людьми из ее прежнего мира, как Лена тут же становилась обычной русской женщиной с широкой душой и истинной добротой, коренным образом отличавшейся от вежливой избирательной услужливости французов. Ностальгия преследовала ее буквально по пятам, заставляя искать встреч с соотечественниками и всемерно помогать им, бесплатно преподавать русский язык на общественных курсах и навязывать его сыну и целый год терпеливо ждать середины июля, чтобы уехать вместе с ним в Уфу к матери, где отдохнуть сердцем и обрести частицу душевного покоя и счастья.
        ...По дороге к Лене я заехал в магазин, торгующий авторезиной, чтобы попытаться исполнить просьбу моего товарища и купить ему совершенно уникальное произведение «Мишлена» небывалых размеров. Так как продавец моментально отверг мои микроскопические надежды на знание английского, я торжественно положил перед ним лист с заблаговременно напечатанными характеристиками искомых колес. Разобравшись с ними, француз икнул, передернулся телом, будто его ознакомили с постановлением об аресте, достал каталог, с садистским выражением лица и саркастической улыбкой ткнул холеной рукой в цену объекта моего поиска и явно приготовился вызывать мне машину скорой психиатрической помощи. Цена была нешуточная, но почти в два раза ниже нашей доморощенной, и так как мои поиски были полностью профинансированы заказчиком, я только пожал плечами, произнес международное «о’кей» и показал жестом полную боевую готовность к загрузке резинового раритета в BMW. Видимо , наконец, сообразив, что покупатель забрел в магазин не случайно, продавец отрицательно покачал головой и замахал руками, что по-видимому означало полное отсутствие необходимого товара не только на складе данной торговой точки, но и в радиусе, по меньшей мере, трехсот километров от нее. Немало удивившись столь ярко выраженному дефициту некоторых отечественных товаров, присутствующему в стране полного изобилия, я все на том же языке глухонемых откланялся и продолжил свой путь.
        Нужный дом нашелся довольно быстро. Безуспешно потыкавшись в поисках паркинга и рассудив, что машина с маяками даже в законопослушной стране не должна вызывать сильного раздражения у местных «гаишников», я нагло поставил ее на бордюр, выкрашенный желтой краской, что в местных трактовках ПДД являлось неподдающимся описанию нарушением общественного порядка с заточением виновного в местный полицейский околоток. Семья Николя жила в двухэтажной современной квартире с двумя балконами, многочисленными просторными комнатами и совсем маленькой кухней, служащей. как известно у нас главным местом встреч с друзьями и плацдармом принятия судьбоносных решений. а здесь исполняющая только предписанные хозяйственные функции. Тем не менее, я по привычке прошел на кухню и запросил кофе.

- Как доехали? - спросила Лена. Она была в красном атласном халате и домашних шлепанцах, одетых на босые ноги. При первом же взгляде на Лену, становилось очевидно, что она предпринимает героические усилия в борьбе с наступающим возрастом, и это приносит свои плоды.

- На удивление спокойно... Только долго, все колеса на прицепе уничтожили, - я отпил горячего кофе и, поставив на белый стол пластиковый пакет, начал доставать сувениры.

- О! Спасибо! - воскликнула Лена. - Это - Гжель?! Замечательно. А водку мы выпьем за вашу победу!

- За водкой дело не станет... С победой - хуже...

- Не прибедняйтесь! А что, «Европа-плюс» так и зажала спонсорство?

- Да... Сами набивались, сами и забыли...

- Я дозвонилась Жулье - он едет в офис. Тебе помощь нужна?

- Договорюсь как-нибудь...

- Если что - вот мой мобильный телефон, - Лена записала на листе номер. - Звони в любую минуту.

- Непременно, - сказал я, не предполагая, что прячу в карман настоящую палочку-выручалочку.

- Знаешь, никогда бы не подумала, что машина ГАИ под моим окном может довести меня до слез... Сентиментальная становлюсь.

        Мы еще немного поговорили, и я отправился в штаб ралли во второй раз. На этот раз Андрэ оказался на месте. Это был невысокий плотный мужчина, лет пятидесяти с очень коротко подстриженными «ежиком» седыми волосами и вечно умышленно небритыми щеками. Одет он был в традиционную черную футболку, которой не изменял все годы нашего знакомства. Завидев меня, Жулье простер руки к потолку и улыбнувшись прокричал: «О!». Потом он бросился в соседнюю комнату и позвал ассистентку непонятной национальности, близкой к индийцам.

- Вы говорите по-английски? - спросила она.

- Совсем немного...

- Господин Жулье интересуется - как вас разместили и какие у вас есть проблемы?

- Разместили нас нормально. А проблемы... - я задумался, а потом вспомнив, что это именно Андре, по-большому счету затеял эту авантюру, сулив нам золотые горы, отбросил этикет и принялся заваливать Жулье вопросами.

        В ходе беседы выяснилось, что француз выполнит далеко не все свои обещания. Вместо обещанной бесплатной тренировочной машины, ради которой мы гнали за тридевять земель BMW, нам издевательски вручили адрес рентной конторы Hertz. Питание тоже оказалось не бесплатным и, хотя стоимость его была невелика, но в расчете на дни проживания и количество людей выходила изрядная незапланированная сумма. «Eurosport», присутствием которого на ралли бахвалился Андрэ оказался не «всеевропейским», а лишь французским отделением. В довершение всего Жулье вынул из стола и протянул мне маленькую коробку.

- Это что? - поинтересовался я.

- Это ваши запчасти для раллийной машины, - проговорила ассистентка.

- А... где же колеса, шестерни, колодки... - напоминая своим видом Кису Воробьянинова в момент произнесения исторического вопроса «А где же брильянты?» с удивлением спросил я, распаковывая коробку и вынимая из нее подшипники - подарок Вилли из MSD.

        Жулье пожал плечами и вручил мне легенды на два экипажа и номера на тренировочные машины. Дело принимало серьезный оборот, ибо за две недели, прошедшие с момента отправки нашего заказа из Англии, по моему глубокому убеждению можно было перевезти не только десяток «сликов» поближе к бургундски виноградникам, но и самого Эдриана Скотта, директора MSD, упакованного в картонную коробку. Проклиная час. когда я согласился с Вилли и не настоял на передаче нам запчастей из рук в руки в Кале, я выложил на стол Жулье сувениры, озадачил его десятком просьб - от срочной связи с Motor Sport Developments для уточнения вопроса: «в какую тьму-таракань они заслали наши железяки» до заказа злополучного «Мишлена», являвшимся, судя по всему народным достоянием французского народа. Сделав копии предварительной стартовой ведомости и прихватив из бесхозно валявшихся в коридорах ящиков еще пару легенд для механиков и десяток плакатов, я с чувством глубокой неудовлетворенности покинул штаб и, прикидывая по дороге - чем бы озадачить Калашникова, чтобы он не исполнял роль интуриста, помчался к месту нашей дислокации.
        Вопреки моим предположениям, что команда еще пребывает в сонной неге, я обнаружил Нигая, Фодина и Николая на заднем дворе, где они выцыганили у хозяев закуток для стоянки и ремонта машин, занятых разгрузочными работами. Opel был уже снят с прицепа и поставлен на четыре подставки, инструмент удобно разложен, а угробленная резина с прицепа и пустые раллийные диски сложены штабелями в углу.

- Ну, какие дела? - спросил Нигай, выхватывая у меня из рук бумаги и принимаясь их изучать.

- Дела хреновые... Запчасти неизвестно где, за рент тренировочной машины придется платить, за питание - тоже...

- А где же железяки?! - взмолился Фодин, которого данный вопрос беспокоил больше других. - Я уже собрался стойки снимать, коробку... Лучше бы я в Кале сгонял!

- Может еще сгоняешь... Шура, - обратился я к Нигаю. - Поехали брать тренировочную.

- Угу...- послышалось из «Ивеки». - Один скоростной участок новый и регруппинг после трех «допов»...

- Будет тебе и регруппинг, и кофа, и какава... - угрюмо произнес Серега и смачно плюнул под ноги. - Они наши запчасти через Австралию что ли везут?

- Разберемся, не паникуй, - я нащупал в кармане телефон Лены. - Что можешь пока сделать? Подшипники пришли - поменяешь?

- Поменяю... Полчаса работы. Ладно, дела найдутся, - и Фодин полез в «Ивеко».

        В это время из-за угла появился важно шествующий Калашников. Он был одет в белую футболку с надписью «Russia», а на его голове красовалась черная бейсболка с буквами «BMW”. Придирчиво осмотрев место нашей дислокации Тимофеич присел на край прицепа и задал риторический вопрос:

- А где штаб? Может быть надо съездить?

- Толково... А может завтра сгоняем? - я махнул Нигаю рукой и пошел к «бимеру». - Займись-ка ты питанием, что ли. Надо сдать деньги и договориться о времени.

- А где взять деньги? - прищурившись произнес Калашников.

- В тумбочке. На нашу бригаду - в моей, а на аксаковскую - в ихней.

- А как я с поварами разговаривать буду?

- По-французски. - Я переписал телефон Лены и протянул его Калашникову. - Тащишь местного хозяйственника к телефону, звонишь, объясняешь все по-русски и даешь ему трубку... Ладно, мы уехали.

- В штаб?

- Тебе привет от Андрэ Жулье, который просто жаждет увидеть руководителя русской делегации, чтобы поручить ему торжественную миссию открытия и закрытия ралли на BMW и произнесения спичей и тостов о российско-французской дружбе на многочисленных банкетах. Но мы настолько сузить твое участие в этом безобразии, извини, не можем...

        Я завел машину, принял на борт Сашку, не отрывающегося от «легенды» и поехал в контору Hertz, знакомую мне по 1997-му году, когда мы брали там новенький Peugeot 106, спустя четыре дня успешно возвращенный с расплавленными колпаками, вылезшими кордами и тормозными дисками цветом физиономии неопохмеленного бомжа.

- Этот новый «доп», - горевал между тем Нигай. - придется усиленно шлифовать...

- Разберемся... Меня пока больше волнуют запчасти.

- Найдутся, - оптимистично заявил Сашка.

- Надеюсь.

        В конторе Hertz стояла небольшая очередь. Я открыл прайс-лист и пробежался по ценам. Megane, Laguna и Clio отпали моментально по причине цены рента, видимо предполагающей, что эти машины сделаны из золота, а приборная доска инкрустирована бриллиантами.

- Для нас есть только две машины, - заявил я Нигаю, ознакомившись со списком. - Хорошо знакомый «106-й» и Nissan Micra. Всего по 70 баксов в день при 100 км пробега.

- Nissan не надо, берем «Пежо», - сказал Нигай.

- Почему?

- Японцы наверняка поставили электронный спидометр, а 100 км в день - нам, как слону бублик... «Пежо» мы уже проходили, там все просто.

- Пожалуй... Do you speak English? - обратился я к девушке за стойкой, положив перед ней права и кредитную карту.

- No! - воскликнула она с таким испугом, словно я предлагал ей пообщаться на языке команчей или северном тибетском наречии.

- ОК... Give me please your telephone, - я показал пальцем на старомодный белый аппарат.

- France? - уточнила девушка, очевидно предполагая, что я собрался пообщаться с данного аппарата с Москвой и тем самым пошатнуть благосостояние конторы.

- Yes.

        Я набрал номер Лены и объяснил ей ситуацию.

- Хорошо. Дай трубку клерку, - сказала Лена.

        Их разговор был таким длинным, будто мы хотели арендовать весь автопарк, причем заплатить рублями по «безналу» в 2008-м году. Наконец, девушка вернула мне трубку.

- Значит так, - сказала Лена. - Есть только «Ниссан», 2100 франков за четыре дня и 200 километров бесплатного пробега в сутки. Сверх этого лимита - два франка за километр.

- Пойдет, - я вернул трубку.

        Через полчаса каких-то наборов на компьютере, внимательного разглядывания моего водительского удостоверения и, на всякий случай - паспорта, звонков в представительство «Visa» и выяснения происхождения моей карточки нам выписали огромных размеров бумагу и выдали ключи и папку с документами. Выйдя на улицу мы обнаружили маленькую серую машинку какой-то непонятной формы на узких, 12-тидюймовых колесиках.

- Да... - уныло произнес Нигай, - У нее цилиндров-то сколько?

- Надеюсь, больше одного, - сказал я, отдавая Сашке ключи от «бимера». - Поехали.

        Micra оказалась довольно просторной внутри и абсолютно новой. Запустив мотор, я понял, что она все же четырехцилиндровая, а проехавшись немного определил, что если машина переживет ближайшие четыре дня, то это будет очередной выдающейся победой японского автомобилестроения. Спидометр, действительно, оказался электронным, но это, зная ушлость Фодина, меня мало смутило. Серега, презрительно осмотрев Nissan, нырнул под капот, откуда через пару минут донеслось:

- Дубки... А почему они никакие пломбы или защиты не ставят?

- Потому, что никому даже в голову не приходит отключать спидометр...

- Дикий народ! - Фодин выпрямился, - можете рассекать до полного изнеможения, только в последний день нужно пипку назад поставить, а то вернете без резины и с пробегом в 10 км... Не поймут...

- Блин, неужто платят за перепробег? - Опять уточнил Серега, который никак не мог себе представить такой безумной расточительности.

- По два франка за километр...

- У богатых свои причуды, но «мы пойдем другим путем»...

        Прокатившись и убедившись, что счетчик спидометра застыл, как изваяние, мы с Сашкой быстро собрали свои гоночные пожитки в виде тетрадки, ручек, «легенды» и перчаток и поехали на трассу, по дороге завернув к Лене и перепоручив ей и Жану-Франсуа поиск наших затерявшихся запчастей. До позднего вечера мы «шлифовали» новый «доп» и прохватили по старому - самому длинному, двадцатикилометровому скоростному участку, на котором обычно решалась судьба ралли. Micra оказалась достаточно резвой и вполне устойчивой.
        Вернувшись домой, я позвонил Лене и выяснил, что наши железяки и резина находятся во Франции в какой-то перевозочной компании, которая завезла их на некий склад в пятидесяти колметрах от города и готова завтра выдать нам на руки или привезти на место. Предложив Сереге данную альтернативу, я выслушал резюме по поводу, что лучше он проедет лишние сто километров, чем будет изнывать в ожидании неизвестно чего и краткое мнение относительно царящего в Европе бардака. На том и порешили...
        Посидев в нашей комнате - кто с бутылкой пива в руках, кто с чашкой чая - веселой компанией с участием Аксакова, Ионова и Фролова (штурмана и механика экипажа «Субару»), мы в полночь завалились спать, заведя будильник на шесть утра...


5. Неделя развлечений. (Вторник.)

        Пока Нигай прогревал "Микру", я прошел в рекреацию, находившуюся при выезде из двора, где стоял автомат, продававший кофе и наполнил два пластмассовых стаканчика горячим напитком. С утра меня одолевали грустные мысли о "ремкомплекте", затерянном хвалеными западными почтовыми службами в недрах собственной бюрократии. Между тем, оставалось всего "два дня на размышления", и если за это время нам не удалось бы разыскать таинственный склад, где уговорами, угрозами или с боем вырвать из рук французских почтарей наш резиново-металлический арсенал, то оставалась грустная участь стартовать на четырех полумертвых "микстах", без пятой передачи и с настроением декабриста Пестеля, гордо, но обреченно восходящего на эшафот. Впрочем, этот душераздирающий вопрос, вместе с безрадостными предположениями и сомнениями я решил отложить на послеобеденное время, когда Жан-Франсуа обещал привезти вести о географическом местоположении и графике работы склада.
        Выехав из города через несколько круговых движений, построенных по принципу "главная - по кругу" и белый подвесной мост через Сон, мы, не соблюдая "легенду", поехали прямиком на СУ-1, являвшийся для нас новым и представлявшим в связи с этим наибольшие трудности. Так как спидометр "ниссана" после фодинских манипуляций с завидным постоянством утверждал, что мы стоим на месте, как памятник Грибоедову на Чистопрудном бульваре, Нигай придерживался основного, по-утреннему малочисленного потока и не старался удивить окружающих российским пониманием ПДД, в основе которых, как известно, лежит принцип их повсеместного игнорирования. Пока мы преодолевали перегон, я внимательно изучал написанную и проверенную вчера стенограмму, обводя связки и убеждаясь в удобстве переносов. Наконец, мы ушли с шоссе А6 и начали петлять по узкой дороге, проложенной сквозь роскошные виноградники, пока не прибыли на старт "допа", предусмотрительно отмеченный на асфальте белой поперечной линией., что в отличие от российских легенд, рекомендующих сначала поискать "отдельно стоящее" дерево в глухом лесу, привязанную к колу корову или местный колхозный трактор, позволяло точно определять место, откуда предстояло через несколько дней "стрельнуть на все деньги".

- Поехали? - спросил Сашка.
- Двести, правый два на левый три, сто, - произнес я вместо ответа.
"Микра" тяжко вздохнула и, собрав воедино свою японскую гордость и внутренние силы, напряглась, "буксанула" передними колесами и рванулась вперед.
- Дальше.
- Пятьдесят, правый пять на левый три, двести.
- Понял.

        "Доп" был похож на все остальные - и узкой дорогой, на которой две машины разъезжались лишь "отступив" правыми колесами на травяную обочину, и обилием "ходовых" поворотов, с "встроенными" "пятерками" и даже "шестерками", и постоянными спусками и подъемами с "трамплинами", и обязательным принципом прохождения через две-три деревни, где приходилось снижать скорость до минимума, так как местные жители никогда бы не поняли - зачем гонять по их поселку с максимально возможной скоростью и, сгорая от любопытства, обязательно позвонили бы в полицию для уточнения данного вопроса. Нигай старался не "резать" закрытые повороты, опасаясь встречи с тракторами виноградарей, которые хоть были и небольшими, но, в сравнении с нашей микроскопической тренировочной машиной, представляли из себя "Титаник", внезапно вышедший "в лоб" индейской пироге.

- Пятьдесят, левый четыре с подбросом на выходе, сто.
- Понял. В прошлой связке переправь "левый три" на "левый два".
- Хорошо.

        Узенький "Good Year", которым были укомплектованы колесики "ниссана" визжал в поворотах свиньей, отправляемой добрыми хозяевами на рождественский стол, а в салон то и дело проникал удушливый запах подгорающих тормозных колодок, но это нас беспокоило не больше, чем прошлогодний дождь на пасху.

- Сто, правый два, триста, финиш, сто левый четыре, прямо.
- Понял.

        Мы проскочили последний поворот и пересекли красную поперечную линию. Сашка осадил машину, которая, почувствовав передышку, благодарно заурчала слабеньким двигателем. В отличие от остальных скоростных участков, где старт и финиш находились неподалеку друг от друга, позволяя прогонять их несколько раз подряд, экономя время и бензин, этот "доп" был проложен так, что для его "повтора" следовало либо развернуться и поехать по нему же на старт, уворачиваясь от других спортсменов, осваивающих трассу, либо давать крюк в пятнадцать в километров, с ужасом складывая в уме напрасно затрачиваемые народные франки и проклиная отсутствие нефти на европейском континенте. Поэтому я накануне проложил наиболее оптимальный маршрут тренировок, благодаря которому на перемещения от СУ к СУ тратилось минимальное время и расстояние. Следуя данной оптимизации тренировочного процесса, изнасиловавшего мои, с детства ненавидящие всякую математику мозги, мы направились на четвертый "доп". Этот короткий, пятикилометровый скоростной участок повторялся на ралли три раза и был примечателен тем, что многие участники регулярно имели на нем пренеприятные проблемы. Большей частью СУ представлял из себя спускавшуюся вниз дорогу вдоль огромного виноградника с, на первый взгляд, несложными, следующими один за другим поворотами достоинством от "первого" до "третьего", но так как все это проходилось с педалью газа, постоянно нажатой до упора в пол, то можно было легко "заиграться" и на полном ходу убраться в плантацию, отделенную от трассы достаточно глубоким кюветом.
        В былые годы на "допе" полегло множество народа, нанеся непоправимый ущерб бургундской винодельческой промышленности. Как-то и мы, перед заканчивающим эту грандиозную "змейку" "четвертым", вечно грязным от набросанной земли поворотом, ошиблись в торможении и слетели в поле. Машину на земле развернуло, и она, попав в неуправляемой вращение, на скорости за сто двадцать километров в час неумолимо полетела в огромную кучу навоза, которым французские фермеры, следуя общемировой традиции, удобряют свои угодья. Я уже предвкушал наслаждение соответствующим запахом в кабине "опеля" и слышал истерический смех механиков, но за полметра до нашего ассенизаторского краха машина остановилась. "Слики", на удивление, "зацепились" за грунт, и мы, потеряв двадцать секунд, выбрались на дорогу, так и не превратившись в передвижной туалет.

- Шура, - сказал я тогда Нигаю после финиша СУ, - если ты в следующий раз задумаешь финишировать где-нибудь в стороне от дороги, то, умоляю тебя, выбирай для этого места по-приличнее, соответствующие нашему спортивному статусу и общественному положению.

        До обеда мы "прохватили" километров триста и, истекая слюнями от голода, вернулись к месту проживания. Нигай тут же нашел в шкафу какую-то газету и метнулся к унитазу, сидение на котором с одновременным ознакомлением с прессой было его вторым, после питья пива, любимым занятием. Данное мероприятие могло продолжаться сколь угодно долго и ограничивалось только объемом захваченных с собой печатных изданий, но на этот раз газета оказалась на французском языке и была доступна Сашке лишь в тех местах, где размещались рисунки и фотографии. Поэтому, я не успел скипятить чайник, как очкарик появился в комнате и предложил сходить проведать нашего одинокого механика, по-видимому, изнывавшего от безделья и томящегося в ожидании запчастей подле спортивной техники.
        Однако, Серегу мы нашли за работой. Он уже поменял оба передних подшипника ступиц, демонтировал коробку передач и, познакомившись с начальником гаража гарнизона, объяснясь исключительно "на пальцах" пополнил нашу коллекцию колес для прицепа шестью новыми экземплярами, утащенными с местной свалки "б/у", но по сравнению с истертыми в пути "в муку" "бэ-эл-ами" и "ми-шестнадцатами" казавшимися почти "нулевыми".

- Ну, как? - спросил Фодин.
- Нормально, - сказал Сашка. - Там, наверное, в "ниссане" масло кончилось...

        Серега бросился к "микре", вынул щуп, внимательно изучил его и даже понюхал. Потом он присел на корточки и провел рукой по резине.

- На пару дней хватит, - убежденно произнес он. - Потом - хана. Как сдавать будем?
- Молча. Мы им не обещали ездить со скоростью пять километров в час, уступать дорогу пешеходам и протирать щиток приборов влажной тряпкой, - ответил я. - А обед у нас будет?

        Словно прочитав мои мысли, из-за поворота появился Калашников с прибывшими Жаном-Франсуа и Леной. Тимофеич был одет в щирокие шорты, из которых, как две палки, торчали его ноги, обутые в огромные кроссовки. Медленно, по-страусиному вышагивая по разогретому асфальту, Калашников с присущим ему умением придать любому, даже совершенно ничтожному событию оболочку решенной сверхзадачи с применением резервов государственных ресурсов торжественно докладывал французским гостям о подготовке техники и экипажей к предстоящим гонкам. Свою медленную, похожую на выступление "гаранта конституции" речь, Тимофеич сопровождал роскошной жестикуляцией в стиле Марселя Марсо.

-Ну! - вместо приветствия хором воскликнули мы, вопросительно глядя на Лену.
- Завтра утром можно ехать на склад. Ваши детали там. Жан-Франсуа вас проводит. И надо кому-то будет расписаться в получении.
- Это запросто - Фодин крестик поставит... Во сколько?
- В одиннадцать.
- Хорошо, - сказал Сашка, - утром прохватим пару кружков и метнемся в это логово почтового валюнтаризма...
- Тимофеич, а обедать будем? - тоскливо спросил Серега, категорически отвергающий возможность ограничиться в питании утренним кофе.
- А как же! - ответил Калашников таким тоном, будто он совершил нечто героическое, сравнимое по сложности с взятием Порт-Артура или с полетом на Марс.

        Пока Жан-Франсуа с детским любопытством осматривал "Опель" под присмотром голодного механика, мы обсудили с Леной проблему предстоящего посещения мной станции, занимающейся продажей колес, шинмонтажем и сход-развалом. Так как я был бесповоротно убежден, что на данном предприятии техобслуживания найти человека, способного хоть как-то изъясняться на любом другом языке, кроме французского, будет совершенно невозможно, то мы договорились о телефонной "подстраховке", с успехом примененной нами при арендовании тренировочной машины.

- Слушай, а в четверг мы все едем на банкет! Ты в курсе? - вдруг вспомнила Лена.

        Под "банкетом" она подразумевала ежегодную "тусовку" на винном заводе в Меркури, где гостей угощали ста граммами красной бургундской кислятины и микроскопическим бутербродом с паштетом, от которого отвернулся бы даже мой деревенский кот Филя, посчитав для себя недостойным размениваться на такие мелочи. Несмотря на столь скудное угощение, иностранцы посещали данное мероприятие с завидным упорством, умудрялись довольно быстро "наклюкаться" за свой счет из неиссякаемых винных заводских запасов. после чего разводили громогласную всеобщую демагогию на различные темы. Так как мы не понимали ни слова по-французски, то обычно молча покуривали на улице и удивлялись тому, как можно что-либо обсуждать, говоря всемером одновременно. Время от времени к нам подходили знакомые гонщики и руководители других европейских ралли, радостно хлопали по плечу и на ломаном английском приглашали к себе на соревнования, на что мы понимающе кивали и вспоминали о сломанном компрессоре в боксе, на ремонт которого никак не удавалось найти денег.

- Ну, уж нет! - твердо ответил я Лене. - Мы, пожалуй, потренируемся лишних три часа. Вон у нас для этого представитель есть. Кузнец триумфа... - я кивнул в сторону Калашникова.
- Напрасно... - вздохнула Лена. - Людям интересно пообщаться с тобой и Нигаем.
- Нет, - решительно повторил я, и мы направились в столовую.

        После обеда, представлявшего из себя довольно разнообразный набор блюд, я оставил Сашку с Фодиным для дальнейших "разборок" с раллийной машиной, а сам направился на окраину города на рекомендованную мне Жулье станцию, специализирующуюся на колесах. По дороге я обогнал "бимер", на котором Калашников с Николаем, имевшие в наличии собственные запасы конвертируемой валюты, поехали производить "шопинг" в ближайший супермаркет. На тупиковой улице с совершенно непроизносимым названием я нашел станцию и, толкнув дверь, вошел в офис, отгороженный стеклянной стенкой от основного цеха с тремя подъемниками, возле которых неспешно трудились механики, одетые в ярко-оранжевые комбинезоны.

- Hi, do you speak English? - стандартно поинтересовался я на всякий случай у сидевшей за столом женщины, что-то сосредоточенно набирающей на компьютере.
- Yes, a little! - улыбнулась она, повергнув меня своим ответом в замешательство.

        После краткой беседы и демонстрации уже известного, изрядно измочаленного бесплодными поисками листа с данными об искомой уникальной резине выяснилось, что сей раритет уже заказан для меня господином Жулье и завтра в обед будет доставлен на станцию. Между делом, мне аккуратно и вежливо продемонстрировали прайс-лист со стоимостью колес, дополнив данный демарш изучающим взглядом и, по-видимому, предполагая, что увидев сумму я непременно должен упасть на пол и забиться в эпилептических конвульсиях. Вместо этого, я попросил калькулятор и с помощью деления франков на курс доллара убедился, что выделенной мне заказчиком суммы вполне хватает на то, чтобы произвести потребительский фурор в посещенном заведении. Дав положительный ответ, я прошел к подъемникам и попытался обсудить с мастерами перспективы сборки и балансировки раллийных колес, а также приведения сход-развала и кастора раллийной машины в надлежащее состояние. Эта операция заняла минут пятнадцать, так как проводилась исключительно с помощью активной жестикуляции и даже прямого показа необходимых операций, после чего меня все же записали - на среду "с колесами" и на четверг - "на геометрию".
        Покинув станцию, я заехал на заправку, сделал "микре" инъекцию самого дешевого бензина, после чего вернулся в расположение команды, где застал Фодина за ставшим уже стандартным занятием по отключению спидометров рентованных машин. На этот раз Серега при участии Андрея Фролова, производил манипуляции с черной дизельной "пунтой", которую в той же конторе взял напрокат Аксаков. Зная, что ребята из Шатуры тренируются, как отмороженные, полностью игнорируя, какие бы то ни было местные приличия, правила, обычаи и традиции, я с сочувствием осмотрел "фиат" и пришел к выводу, что возвращение его в лоно "Hertz" будет нелегким...

        ...До вечера мы мотались по трассе, "прохватив" каждый "доп" по четыре-пять раз и в результате опоздали на ужин. Глядя на сытого Фодина, развалившегося на кровати и, с сальными глазами составлявшего план работ на завтра с учетом получения запчастей, я выпил чашку кофе с каким-то уцелевшим еще с Москвы, твердым, как гранит, печеньем и решил помыться. Душ находился в общем, огромном санузле и представлял из себя кабинку с дверцей, открывавшейся почему-то внутрь, что делало проход в нее похожим на посадку в переполненный троллейбус с двумя чемоданами в руках. Вода текла не постоянно, а в течение десяти секунд, после чего отключалась и требовала нажатия на кран для повторного пуска. С этими перегибами в экономии приходилось бороться путем постоянного нажатия на кран одной из свободных от мытья частей тела. Но самым вопиющим в этом гигиеническом процессе являлось достижение нужной температуры воды, ибо сдвиг крана на полмикрона вправо или влево означал или попадание под ледяную струю и приобщение к моржеванию, либо - поток абсолютного кипятка, в котором можно было без помех заваривать чай. Добиться же положения, при котором вода была хотя бы терпимой температуры было труднее, чем отрегулировать шестнадцатиклапанный двигатель со смещенными фазами.
        Освежившись и чудом избежав ожогов и отморожений я вернулся в комнату и, надев свежую рубашу предложил:

- А не навестить ли нам Франсуа?
- А покормишь? - голодный Нигай оторвался от бутылки и посмотрел на меня глазами грибника, трое суток плутавшего в лесу и чудом вышедшего на дорогу.
- Вообще-то, старший по питанию - Калашников, - напомнил я, - но, учитывая твое пролетарское происхождение и высокий уровень самоотдачи в тренировочном процессе, придется угостить тебя куском лягушатины.
- И винца-бы неплохо... - продолжил свое победное шествие Сашка. - А то носимся сломя голову по лесу... Никакого чувства праздника от пребывания заграницей! Лес - он и в Раменском - лес.
- Вино сметой не предусмотрено, - отрезал я.
- Ну, вот...

        Через пять минут мы уже ехали в сторону старой части города, где наш старый знакомый Франсуа Пужо содержал свой маленький ресторанчик. Франсуа четыре года прожил в Калифорнии и поэтому его кабачок являлся проамериканским и представлял из себя некий своеобразный Макдональдс, в неизменное и бедное меню которого ввели спиртные напитки, а в помещении разрешили курить. По стенам были развешаны американские картинки и надписи, а стойка бара была уставлена бутылками, среди которых размещались и привезенные когда-то нами поллитровки "кубанской", "московской" и "столичной". Когда мы вошли в помещение, Франсуа в белом переднике и неизменной бейсболке готовил очередной сэндвич.

- Can I speak Mr. Pugeot? - подойдя к стойке, проговорил я ему в спину.
- О! Paul! How are you?! - обернувшись, воскликнул Франсуа и расплылся в улыбке.
- Fine.
- О! Alexander! Serguei! My friends! - Франсуа выбежал из-за стойки и начал трясти нам руки.

        Я вынул из обширного пакета очередные сувениры и принялся расставлять их на стойке. Франсуа брал каждый из них в руки и, рассмотрев, аккуратно ставил обратно. Когда выдача материальных ценностей подошла к концу, мы расположились за одним из столиков и я попросил Франсуа дать нам что-нибудь съедобного. Француз быстро что-то объяснил своей напарнице - некрасивой маленькой белобрысой девчонке и принялся расспрашивать нас о российских новостях. Моего словарного запаса явно не хватало, чтобы детально обрисовать французу наш отечественный беспредел, но, к счастью, девушка принесла нам сэндвичи, жареную картошку и бутылку вина, при виде которой Нигай расплылся в довольной улыбке.
        Мы просидели у Франсуа часа полтора, после чего я попрощался, выяснил местонахождение местного "интернет-кафе" и, отдав Фодину ключи от "микры" и наказав ему следить за Нигаем, отправился по пустым и узким серым улочкам на поиски "коннекта". Кафе находилось неподалеку и имело снаружи и внутри какой-то ободранный вид. Заплатив тридцать франков за пользование компьютером и бутылку "перье", я спустился по указке бармена в подвал, где в один ряд на длинном столе стояли мониторы. В зале никого не было. Я выбрал себе самый большой телевизор и набрал "www.auto.ru". Соединение было очень быстрым, но вместо русских букв на экране появились только какие-то загогулинки. Наощупь найдя коференцию "ВАЗ-переднеприводные", я отправил сообщение транслитом: "Все в порядке, тренируемся", откинулся на спинку стула и закурил...

        ...В Москве было уже почти два часа ночи, когда я вышел на улицу и, не спеша, побрел в сторону моста через Сон. Ночь была теплой до противного. Редкие уличные фонари, освещали город мягким оранжевым светом, создавая иллюзию какой-то неестественности. До старта оставалось три дня, но мне казалось, что до момента, когда машина въедет на подиум и, постояв минуту в задумчивости, рванется к первому "допу" пройдет вечность. И я никогда не испытывал такого "мандража" перед гонками, словно на этих ралли решалась вся моя дальнейшая судьба...


6. Неделя развлечений. (Среда)

        «Бывают дни, когда опустишь руки, и нет ни слов, ни музыки, ни сил...» - поется в старой песне машины времени. На любых ралли такой день у нас обычно приходится на середину той недели, которая, как правило, отпущена организаторами на подготовку - прописку трассы, окончательное решение технических трудностей и прочую «дерготню», предшествующую, собственно, самим гонкам. В этот день, к вечеру ежедневное многочасовое, монотонное «мотание» по скоростным участкам уже вызывает приступ тошноты и осуществляется, исключительно, на остатках силы воли, все накопившиеся проблемы оказываются нерешенными и скапливаются мешком камней, хаотично уложенным в гоночный автомобиль, а утомленные бездельем, праздностью и постоянным легким опьянением лица «руководителей делегации» порождают в их адрес поток закулисной, ненормативной лексики. Так было и на этот раз. К исходу среды, когда раскаленное бургундское солнце покраснело до цвета пионерского галстука и коснулось краем горизонта, а электронные часы в «микре» констатировали наше опоздание на ужин, я со злобой закинул тетрадки и выученную наизусть легенду на заднее сиденье и, закурив, провезенный контрабандой отечественный «Парламент» с оптового рынка, зло процедил сквозь зубы:

- Дай-ка я разок прохвачу...

        Пересев за руль и отодвинув до упора сиденье, я свернул на находившийся в километре третий «доп» и, не дожидаясь чтения стенограммы, с разгона пересек линию старта. Участок был уже известен до мельчайших деталей, но «в руле» оказался сложнее, чем это казалось со штурманского места. Изрядно приблизив бедный «ниссан» к стремительно надвигающемуся инфаркту, я, наконец, финишировал, но это сумасшествие не вернуло мне нормального расположение духа.
        Меня злило буквально все. Мне было жаль времени, потерянного на получение запчастей, за которыми мы ездили вместо обеда за тридевять земель на какой-то склад, по бардаку и бесхозности удивительно напоминающий овощную базу времен строительства коммунизма, где мы битый час искали хотя бы одного живого человека, причем все двери ангара были открыты, а наша посылка, стоимостью в несколько тысяч английских фунтов с надписью «Dinamo-Escort rally team» и колесами и железками внутри бесхозно валялась в углу, как синюшный бомж на шпалах запасного пути Павелецкого вокзала. По меркам средней полосы России при существующей на складе «системы охраны» для того, чтобы с него было украдено все, включая батареи отопления, стеклянную будку-офис в центре зала и оконные рамы, понадобилось бы от силы полчаса, но, судя по заспанному, ленивому взгляду наконец-то появившегося, зевающего во весь рот «товароведа» данная проблема была здесь не актуальна. Взяв из наших рук бумагу, буквально вытрясенную Жаном-Франсуа из каких-то клерков в центральной конторе фирмы, он еще раз зевнул и принялся ее изучать. На чтение голубоватой страницы размером с фантик от конфеты «Мишка на Севере» у работника склада ушло минут десять, в течение которых Фодин с Нигаем буквально вспотели от напряжения. Наконец, он попросил расписаться на ней без предъявления каких-либо документов кого-нибудь и, протянув руку в сторону давно обнаруженной посылки, удалился, что дополнительно убедило нас, что рано или поздно, в этот край всеобщей любви и веры в ближнего подъедут русские ребята на тройке грузовиков с «левыми» номерами и, предъявив кипу идеально изготовленных на компьютере накладных вывезут все добро к чертовой матери... Между тем Фодин, с детства не отличавшийся безграничным доверием к различного рода коммерческим предприятиям, складам и магазинам тщательно, трижды пересчитал содержимое посылки, сверяя наличие материальных ценностей с имеющимся у нас списком, для чего тыкал в него пальцем и просил меня пояснить значение слов «brake pads», «drive disk» и «fuel pump». Удовлетворившись проведенной инвентаризацией, мы загрузили все имущество в «ивеко», пожали радостному, истосковавшемуся по реальной работе механику и Жану-Франсуа руки и, прыгнув в ставшую уже близкой и родной «микру» укатили на трассу, брошенную на время товарных изысканий.
        Меня раздражало отсутствие реальных собственных денег. Но не потому, что я истекал слюнями при виде супермаркетов, набитых до отвала тысячами соблазнов, а по той причине, что данное обстоятельство начисто лишало меня элементарного чувства независимости, создавая стойкое ощущение исполнителя чужой воли без права на ошибку.
        Меня буквально бесил надутый от собственного достоинства, как президент банка в присутствии должников, ничего не делающий Калашников, выгуливающий в расписанных «динамами» и «россиями» футболках, забивающий «ивеко» дешевой садово-огородной утварью из близлежащего универмага и таскающий со стола невостребованные йогурты, которых за десять франков в соседнем магазине можно было наесться до появления хронического диатеза.
        Меня доводили до отчаяния мысли о неготовности «опеля», несобранных и «неприкатанных» колесах, не сделанной хитроумной геометрии подвески, не купленных батарейках для переговорного устройства, не переписанной начисто стенограмме, неопределенных местах встреч с «техничкой», куда еще предстояло съездить с Серегой… Меня беспокоили и нерешенный вопрос об участии BMW в открытии и закрытии ралли, и отсутствие русских фонтов в местном «интернет-кафе», что не позволяло мне держать общественность в курсе происходящего, и стоящая под вопросом система питания во время соревнований, и еще не купленный 98-й бензин, и вчерашний звонок на работу, ставивший меня в необходимость появиться в Москве, крайний срок, в следующую среду, что было практически невыполнимо… Все эти и другие, в основном, мелкие трудности, суммируясь, становились похожими на какую-то непробиваемую стену и только мысль о том, что так бывает всегда, но в конце концов, так или иначе, разрешается благополучно была единственной успокоительной пилюлей.
        Тем временем я въехал в знакомую деревеньку и свернул к небольшому магазину с зеленым фасадом.

- Пойдем, купим воду, батарейки и фломастеры, - сказал я Нигаю, заглушив двигатель.

- А пивка?

- Из личных сбережений - хоть цистерну.

- Это несправедливо. Пиво является необходимым атрибутом поддержания у пилота соответствующего психологического и морального тонуса и, следовательно, принадлежит к разряду гоночных аксессуаров, оплачивающихся из бюджетных ассигнований.

- Ого! - аж поперхнулся я, услышав такую витиеватую тираду. - Ты где ж таких слов-то набрался?!

- Так клиент-то в гараже идет все больше образованный, «интернетовский», не грузчики с бодуна из Пресненского мосторга. Все с «мобилами», в костюмчиках, причесанные… «А не будете ли Вы так любезны попытаться определить причину неустойчивой работы силового агрегата и дать экспертную оценку данному неблагоприятному явлению?» - процитировал Сашка писклявым фальцетом, - Фодин даже матом стесняется ругаться и бреется ежедневно. Вот я и нахватался…

- Ладно. Будет тебе пиво… Но самое дешевое!

- Понятно, - вздохнул Сашка. - Не «Дювель»…

- Ну, «Балтики N3» здесь тоже нет.

- А что «Балтика»! Очень даже приличное пиво, а уж по цене-то и вовсе «шарман», как любит выражаться местное население.

        Магазинчик был построен в стандартном стиле «самообслуживания» с набором товаров от продуктов до косметики, игрушек и хозяйственной утвари. Пока Сашка рыскал на обильных «пивных» полках я положил в тележку большую банку кофе, ибо наш российский запас был уже уничтожен, пару пакетов молока, цена на которое была просто смехотворной, девятивольтовые батарейки, небольшую упаковку «Перье» и пачку самых дешевых фломастеров. Нигай поджидал меня у кассы, держа в руках огромную, в тридцать шесть бутылок упаковку дешевого пива «Кантенбрю».

- Ты на ночь кровать в туалет перенеси.

- Так ведь всего пятьдесят пять франков за такое изобилие.

- Ладно, огорчу тебя здесь, а то ты меня опять в магазин потащишь, - сказал я и ткнул пальцем в надпись «sans alcohol» на упаковке. - Сколько ты стран объездил, а такую истину, как «дешево вкусно не бывает» не выучил.

- Фу, ты, черт! - Сашка подхватил коробку и через минуту вернулся с другой, двадцатичетырехбутылочной. - Халява застит мне глаза.

        …Вернувшись в «расположение» мы обнаружили, что двор и прилегающие окрестности начали заполняться прибывающей спортивной техникой, хотя на трассе тренирующихся гонщиков было пока немного. Среди запаркованных раллийных машин мы обнаружили и давно знакомые агрегаты, и совсем новенькие автомобили. В основном сюда ставили свои машины иностранцы. В углу двора стоял, выкрашенный в исключительно гадкий розовый цвет двухлитровый «Opel Kadett» группы А с бельгийскими номерами. Это была машина пилота по прозвищу Буденный, которым лет пять назад окрестил его Фодин за выдающиеся, завитые вверх усищи. Буденный был непременным участником чуть ли не всех европейских ралли, где показывал результаты во второй половине пелетона, но отличался тем, что привозил на гонки все свое многочисленное семейство и постоянно строил какие-то грандиозные планы на будущее. Недалеко от него мы обнаружили и «Лянчу» итальянца Гангани, который буквально олицетворял собой тип самовлюбленного, не в меру эмоционального южанина. Несмотря на прилично подготовленную машину по А8, Гангани откровенно «не ехал», постоянно объясняя свои незавидные места привходящими, не зависящими от него обстоятельствами. На самом деле, итальянец просто не мог себе позволить пройти мало-мальски сложный поворот, не дернув ручной тормоз, что хоть и вызывало восторг зрителей, но постоянно тормозило машину, а зачастую и вовсе разворачивало ее на большие углы и требовало усилий и времени на стабилизацию. Рядом с «Лянчей», стояла незнакомая нам, тоже итальянской принадлежности, «Рено Клио Вильямс».

- Да, это ж Морча! - воскликнул Сашка, указывая на фамилию пилота на левом крыле. - А где же его «Лянча»?

        Впервые мы познакомились с Морчей в Бельгии, куда он прикатил на роскошной «Дельте Интеграле», теоретически подготовленной по группе N, а на самом деле являвшейся чистой «ашкой», только с задними сиденьями. Лысыватый, какой-то неопрятный, толстенький итальянец с удовольствием пил русскую водку и постоянно расхваливал свою «Лянчу», обещая потягаться за первое место в абсолюте и снисходительно заявлял, что и у нашей «маленькой машинки» еще не все потеряно. На гонке же выяснилось, что Морча проигрывает нам по полминуты на каждом «допе», а в конце ралли произошел и вовсе знаменательный случай. За пятьсот метров до подиума его «лянча» замерла и отказалась заводиться. Итальянец, как сумасшедший бегал вокруг, кидался под колеса проезжавших мимо машин и кричал: «Бензино! Бензино!». Участники движения шарахались от него, как от умалишенного и не сгорали от желания сливать топливо из своих бензобаков. К счастью, механики, терпеливо поджидавшие своего пилота на финише, вовремя сообразили, что их «шеф» как-то подозрительно долго «задерживается», кинулись на розыски и обнаружили Морчу на соседней улице, где тот все еще пытался выпросить горючее у окружающих. Заполнив бак, итальянец со скоростью звука, намного быстрее, чем он «гонял» по скоростным участкам, буквально влетел на подиум, растолкав ожидавшие «своей минуты» машины, где и выяснил, что с перепугу «привез» вдобавок пять минут опережения… На банкете после гонки, Морча подсел к нашему столику и невзирая на итоговой протокол, из которого следовало, что он вчистую проиграл все до единого СУ доброй половине гонщиков, долго жаловался на судьбу и механиков.
        Осмотрев еще несколько знакомых машин, в основном представлявших более высокие классы, но не вызывающих у нас сомнений в нашем превосходстве, мы перешли к более серьезным автомобилям. Некоторые из них принадлежали известным нам гонщикам. Например, немного в стороне мы нашли синий, с желтыми звездами «Эскорт RS» по А8 Кригеля из Люксембурга - очень быстрого гонщика, но со слабыми нервами, умудрявшегося регулярно «заваливать» машину на последнем скоростном участке. Рядом с его «фордом» стоял красавец «Ланцер Evo5», на борту которого мы с удивлением прочитали - Данлу.

- Слушай, наш корефан Данлу меняет машины чаще, чем ты носки,- заметил я Нигаю.

- Деньги есть - ума не надо, - сказал Сашка. - И заметь - этот монстр проходит у него по группе N…

        Действительно, белый «Мицубиси», стоявший на 18-дюймовых колесах, обвешанный регулируемыми спойлерами и с выхлопной трубой, куда, сняв очки, Нигай мог без труда просунуть голову имел в салоне задние сиденья, указывавшие на то, что машина построена «без конструктивных доработок». На самом деле это было чистым фарсом, так как и эта и десяток других машин группы N, были оборудованы явно не серийными, как того требовали правила тормозными системами, шестиступенчатыми секторными коробками передач и запредельно «зажатыми» моторами. По каким критериям они проходили техническую инспекцию оставалось только догадываться. Честно говоря, глядя на эти изощрения, нам даже становилось немного жаль истинно серийную, полностью соответствующую требованиям группы N «Импрезу» Аксакова.
        Что касается француза Данлу, то мы с ним тихо враждовали с незапамятных времен. Он тогда ездил на двухлитровой «Рено Клио» по группе А и считался одним из сильнейших в Челлендже. Разумеется, он, как и многие другие фавориты откровенно проморгал наше появление «в обнимку» с «опелем», так как предыдущие наши старты на «зубиле» не вносили изменений в стан лидеров. На первой нашей «опелевской», тоже «бельгийской» гонке, Данлу просто увлекся выяснением отношений с Гомбозо, Фантином, Кегелем и другими выдающимися личностями и откровенно прозевал то обстоятельство, что ничем ранее не выделявшиеся русские, к тому же выступающие в более низком классе А6 (1600 куб.см.) едут с ним «ноздря в ноздрю» и вполне могут потеснить его с предполагаемого места в абсолюте. Уже штурман Гомбозо подходил к нам за результатами очередного СУ, уже Фантин на «отстоях» дружелюбно мимоходом похлопывал «опель» по капоту, а Данлу все выдерживал «дистанцию». Наконец, я, где-то пропустив результаты пары «допов», обратился к его штурману с просьбой сравнить наши последние достижения и, вдруг, получил совершенно неожиданный ответ пилота, что им совершенно некогда заниматься такими пустяками, как изучать графики движения всякой мелочи, вроде нас. «Обидевшись», мы «затоптали» француза на следующих трех СУ, после чего до его, испорченной снобизмом головы, дошло, что русский совсем не зря коверкал английские слова подле «Рено», и он выслал штурмана в наш стан для детального изучения упущенных из виду результатов. Собрав в кучу все знакомые иностранные слова и разбавив их отечественными нецензурными выражениями, я попросил штурмана передать господину Данлу, что мы не причисляем себя к разряду гонщиков, которым позволительно общаться с такими важными персонами, как он и поэтому предпочитаем дождаться финиша, где и определимся в историческом вопросе «who is who»… Тогда, в итоге мы приехали с французом в одинаковом времени, но благодаря лучшему результату на первом «допе» он стал третьим в абсолюте, а мы - четвертыми. Казалось бы, Данлу победил, но многие участники тыкали в итоговый результат пальцем и говорили французу: «а у русских-то только 1600…». Через месяц, на следующей гонке во Франции мы буквально «разнесли» Данлу, привезя ему больше минуты, и уже в Италии он выступал на «Эскорте RS» по N4 и выиграл у нас, примерно, с тем же разрывом. После этого мы обгоняли друг друга попеременно, но так никогда и не сошлись во «взглядах на жизнь», не здоровались и не пожимали друг другу рук… Потом мы исчезли с европейского горизонта, а теперь выяснилось, что Данлу снова поменял машину. Да, еще на какую…
        Вообще, осматривая привезенную технику, мы с Нигаем сошлись во мнении, что «люди растут». Если, например, два года назад кит-кары «Рено-Меган» и «Пежо 306 макси» были представлены в единственных экземплярах, то теперь мы насчитали их около десятка. Появились «Субару», «Митсубиси Лансер» различных «эволюций», что при сохраненных BMW M3, «эскортах RS», «клио», «Рено 5 турбо» позволяло нам делать безрадостные умозаключения и навевало грустные воспоминания о наших соотечественниках, бьющихся над вопросом установки дуг и «6-го ряда» КПП в «зубилы»… Было очевидно, что даже наша «Корса», три года назад не имевшая намека на соперников в своем классе и смело вступавшая в единоборство с двухлитровыми и турбированными машинами в абсолюте, сегодня уже выглядит беспомощной старушкой, затесавшейся в «молодежную тусовку».

- Да… - протянул Нигай. - Ну, ничего, в классе поборемся.

- Хм… Смотри туда, - и я указал рукой на автомобиль, стоящий в стороне на прицепе.

        Это был кит-кар «Пежо 106 макси» датчанина Педерсена. Непомерно «раздутая», почти квадратная машина с клириенсом, исчисляемым в миллиметрах и 17-дюймовыми колесами производила неизгладимое впечатление. Было совершенно ясно, как то, что это не раллийный, а скорее кольцевой автомобиль, неспособный передвигаться нигде, кроме асфальта, так и то, что в нашем классе ему нет равных.

- Второе место - тоже неплохо, - обреченно пошутил Сашка, - Если этот Педерсен хотя бы знает, какая из педалей газ, а какая тормоз, то проиграть он не может в принципе. Эту дрыну - к нам на «Мороз», тогда посмотрели бы «какой это Сухов»…

- Если бы… Ладно, пойдем посмотрим на нашего механика.

        Вытащив из «микры» покупки, мы направились в «закуток», где располагался наш «технический центр», но обнаружили лишь полностью снаряженный и готовый к бою «опель», да приготовленные к сборке колеса и диски. Серегу мы нашли в комнате за оживленной беседой с Катей Абрамовой, прибывшей «на подмогу» из Англии и поселившейся в маленькой гостинице в центре города.

- Ты чего?! - удивился Сашка. - А кто будет машиной заниматься?

- На, пробуй, - лениво сказал Серега и кинул Нигаю ключи от «корсы».

- Неужели все?

- А что там делать-то было… Завтра на сход-развал и сборку колес.

- В обед, - произнес я. - С утра потренируемся, а потом съездим в местный шинмонтаж.

- И вечером притрем слики, - добавил Нигай, - Да, и включи в «микре» спидометр», а то на ней уже резины, колодок и масла в моторе нет, а по счетчику мы еще не отъехали за угол от «Херца».

- Сделаю… Машинки видели?

- Видели. Ладно, не Боги горшки обжигают… Не впервой.

        Настроение у меня вдруг улучшилось, и мне уже было стыдно перед самим собой за излишнюю вечернюю нервозность. В конце концов, каждый старался сделать все, что было в его силах и даже чуть больше. Хотелось верить, что все и на этот раз будет хорошо.
        …Полночь упала на Шалон-сюр-Сон. Я отвез Катю в гостиницу и, стоя в одиночестве у «красного» светофора пытался угадать - чем же кончится затеянная мной авантюра. И чем больше я об этом думал, тем больше запутывался в собственных мыслях, скачущих из стороны в сторону и не останавливающихся на чем-то одном.
        Сзади раздался звуковой сигнал. Я встрепенулся и понял, что давно горит «зеленый». Тронувшись, я повернул направо на мост. Начался четверг. До ралли осталось двое суток…


7. Неделя развлечений (Четверг. Саша Нигай)

        Отделение полиции называлось "Hotel de Police". Почему местный околоток считался «отелем» осталось для нас неразгаданной загадкой. Снаружи и внутри это заведение выгодно отличалось от привычных убогих и сирых отделений милиции с дежурной частью за пуленепробиваемым стеклом, старинным, громоздким пультом, припухшим, помятым лицом дежурного, встречающего вас, как потенциального преступника, зарешеченной, протертой до блеска, прикрученной к полу деревянной лавкой для задержанных в административном порядке граждан и уходящему вглубь, выкрашенному салатовой краской, узкому коридору с дверями в камеры. Местное французское «отделение» больше напоминало некий салон: обилием стекла, растущими в кадках и горшочках цветочками, веселой мебелью и отсутствием малейшего намека на присутствие власти. Если бы не пара полицейских с огромными старомодными пистолетами на боку, да приоткрытая дверь в казенную, уставленную компьютерами, обшарпанными письменнами столами и картотечными ящиками комнату, можно было и впрямь подумать, что вы попали в холл не слишком фешенебельной гостиницы.
        В большом зале, сразу за стеклянными входными дверями, слева от двух ультрасовременных пультов, за одним из которых в полной тоске изнывал от безделья полицейский в темно-синей рубашке, на маленькой, аккуратной лавочке, засунув кисти рук под бедра и покачивая обутыми в кроссовки ногами сидел Сашка Нигай. В метре от него располагался огромный ящик - автомат по продаже кофе.

- Сидишь? - угрюмо поинтересовался я.

- Сижу... - вздохнул Нигай и посмотрел на меня сквозь очки в тонкой металлической оправе.

- Кофе будешь? - я нащупал в кармане горсть мелочи.

- Давай, чего уж теперь...

        Автомат утробно хрюкнул и выдал пластмассовый стаканчик с горячей, приятно пахнущей жидкостью.

- «Опель» видел? - Сашка отхлебнул кофе.

- Видел... Фодин сказал - к утру сделает. Только вот фары у нас нет.

- В гараже...

- Что в гараже?

- В Москве, в гараже на левом стеллаже лежит и как раз правая...- вздохнул Нигай.

- Знал бы прикуп, жил бы в Монте-Карло, - я вытащил из автомата еще один стаканчик и протянул его Кате Абрамовой. - Угощайтесь девушка и начнем упражняться в английском.

        Пока мы пили кофе дежурный полицейский не обращал на нас ни малейшего внимания, что заставляло думать об излишней свободе общения с заключенными и временнозадержанными, позволявшей без труда «кинуть маляву с воли» и даже передать напильник для организации побега из местной каталажки.

- На Раппопорта возили? - называя вещи доступными именами, пытал я Сашку.

- Да, куда-то дуть заставляли...

- Ну, и как?

- Да я ж только вчера бутылку пива выпил, а у них здесь норматив - ноль-четыре промилле! Это ж конкретные дрова и сопли по асфальту. Был признан самым трезвым водителем Франции...- гордо заявил Нигай.

- Документы изъяли?

- Да... Права, страховку на машину.

- А чего хотят?

- А черт их знает. Буробят что-то по ихнему, а я ни в зуб ногой. Когда киваю, когда поддакиваю...

- Ты так себе лет десять Бастилии накиваешь. - я встал с лавочки и направился к полицейскому...

        ...Утро четверга не предвещало ничего плохого. Отгоняв утреннюю, пятичасовую тренировку, мы приехали пообедать, после чего загрузили в весь имеющийся легковой транспорт колеса и диски и дружной колонной во главе с «Опелем» отправились в «колесную» мастерскую. Загнав раллийную машину на стенд, Фодин открыл фирменную, полученную в свое время в MSD книгу на странице с таблицей регулировочных параметров установки передней подвески и в течение десяти минут вбил в голову мастеру основные понятия «размеров» кастора, камбера и прочих «сход-развальных» премудростей.

- О’кей? - строго спросил он, устав тыкать пальцем в параметр и изображать ладонями то нос корабля, то крышу домика.

- О’кей! - с готовностью отозвался механик и бросился крепить аппаратуру на диски.

- Смотри у меня, басурманин, лично проверю! - погрозил Серега пальцем ему вслед и полностью сосредоточил внимание на показаниях компьютера.

        Придирки Фодина имели под собой основу. Установка правильных углов передних колес играла выдающуюся роль в настройке «опеля». Стопроцентное «попадание» в углы гарантировало хорошую устойчивость машины и ровное торможение, потрясающая эффективность которого была одним из главных «козырей» «корсы» - машина «осаживалась» с полного хода почти «в ноль» на таком коротком расстоянии, что «редкий зритель», находившийся на внешнем радиусе поворота мог сохранить спокойствие и не попятиться назад в спасительный кювет. Поэтому Серега дотошно исследовал любое отклонение от указанных в «мануале» цифр и добивался их полного соответствия «показаниям счетчика», изводя нервную систему механиков до изнеможения, но после выполнения работы выдавая им «русский сувенир» в виде «поллитры» нашей отечественной водки для поддержания упавшего духа и восстановления нервной системы. Пока Фодин обсуждал технологические процессы, мы с Нигаем разгрузили «микру» и BMW и завалили шиномонтажный цех пянадцатидюймовыми дисками O.Z. и «Авиатехнология», положив на каждый по новенькому псевдослику Pirelli, не оставив тем самым сомнений у механиков по поводу «что, куда и какой стороной надевать».
        Оставив Сашку в цеху, я прошел в офис. При моем появлении все находившиеся там встали со своих мест и услужливо заулыбались. Это был явный признак того, что пришел уважаемый клиент, нагрузивший станцию работой, да еще заказавший невиданные по размерам и, особенно, по стоимости колеса. Мне тут же предложили кофе и поинтересовались о готовности забрать Michelin, на что я ответил твердым «yes». Через минуту два рабочих выкатили в офис четыре покрышки, внешний вид которых заставил меня усомниться в умственной дееспособности «заказчика», ибо ездить на таких колесах по нашим ямищам и колдобинам мне представлялось, мягко говоря, нецелесообразным. Расплатившись с карточки, на которой после этой манипуляции осталась совсем крохотная сумма, я открыл BMW, куда чудо французской резиновой промышленности было благополучно уложено. Покончив с этим многострадальным процессом, я взял из «микры» пакеты с водкой и вымпелами, вернулся на станцию и вручил эти дары механикам, трудовой энтузиазм которых разгорелся буквально на глазах. Пользуясь повышенным расположением французов к нашей «бригаде», мы с Нигаем тщательно обследовали задворки мастерской, где обнаружили множество «бэушных», но превосходно сохранившихся колес. Выведя к объекту нашего интереса, закончившего монтаж и балансировку сликов мастера, мы убедительно потыкали в столь необходимые нам «континентали» и «мишлены» пальцами и указали их желательное перемещение в сторону «микры» и «бимера». Шиномонтажник с нескрываемым восторгом осмотрел меня с ног о головы, как человека, только что отвалившего за четыре покрышки сумму, на которую можно было приобрести, минимум, десяток комплектов нового тринадцатидюймового «данлопа» и теперь цыганившего на задворках десяток «помоечных» колес, но видимо, попытка до конца понять загадочную русскую душу оказалась для него совершенно непосильной задачей, ибо он только пожал плечами и «дал добро». В этот ответственный момент подоспел Фодин и, узнав о новой выдающейся победе нашей дипломатии принялся быстро катать колеса к машинам, не давая времени хозяевам сосредоточиться на их подсчете. Решив таким образом комплексную задачу по полному резиновому обеспечению нашего предприятия, мы, загруженные трофеями по самые крыши, перегнали машины к «Ивеко», и, оставив Серегу разбираться в полученном разнообразии, отправились на последнюю тренировку, захватив с собой второй день просившуюся Катю.
        Рубикон, отделявший отвращение к опостылевшим тренировкам к «второму дыханию» был перейден и последние заезды на уже приболевшей «микре» с «голыми» покрышками, из которых кое-где торчал корд проводились на максимально возможных скоростях. Катька моталась по заднему сиденью, пытаясь сохранить невозмутимое выражение лица и не выпуская из рук бутылку пива, но чувствовалось, что мероприятие ей не совсем по душе и размеренное глотание эля подле "ивеки" под аккомпанемент беседы с Фодиным был бы для нее более желанным мероприятием. Раза три нам попадался на трассе Буденный, «тошнивший» на новенькой “Тойоте”. Завидев в зеркале «микру», он раскорячивался на узкой трассе и держал нас до тех пор, пока мы не находили «щель» и, рискуя ободрать борта протискивались вперед, после чего гудел нам и моргал фарами...
        Наконец, настал решающий момент - последний «прохват» последнего «допа», после чего можно было забыть о надоевшей трассе на целых полтора дня. Это был самый короткий, «зазубренный» до коликов СУ, на котором в прошлые годы мы показывали выдающиеся, вплоть до второго в абсолюте, результаты. «Микра», словно предчувствуя близость своего освобождения, радостно взвизгнула и помчалась сквозь виноградник. Единым мгновением пролетели четыре километра...

- Сто, правый три на левый один, триста.

- Есть.

- Триста, правый два, двадцать левый четыре на правый три, сто, подброс на выходе, сто пятьдесят.

- Есть.

- Сто пятьдесят, левый три, двести, финиш, прямо.

- Есть.

        Нигай распылил «ниссан» на прямой и зайдя пошире, почти на максимально возможной скорости зашел в «трешку», срезая «закрытую» вершину поворота. «Микра» завизжала убитой резиной, но удержалась и тут, прямо перед собой мы увидели нечто большое и синее... Это была машина, ехавшая по своей полосе с приличной скоростью, которой мы вышли «в лоб» из-за срезки поворота. Сашка резко отвернул вправо-влево, расходясь в сантиметрах с ошалевшим от такой невиданной наглости водителем, но такого, несопоставимого с законами физики маневра измученная «микра» уже выдержать не смогла. Слетев с дороги на пыльную обочину, мы потеряли сцепление с дорогой и, для начала, изрядно ударившись обо что-то боком, рухнули в неглубокий кювет и, влетев в жесткий, плотный кустарник, подмяли его под себя и застряли в густых зарослях каких то низких деревьев.

- Финиш! - повторил я, и, обернувшись, спросил у Кати. - Ты там как?

- Нормально, донеслось с заднего сиденья. Пиво цело...

- Пойдем, посмотрим по сторонам, - предложил я Нигаю, но попытка открыть правую дверь оказалась неудачной. - Выходи, у меня избушка закрыта...

        Выбравшись на улицу, мы обнаружили, что «микра» имеет вполне божеский вид и просто «вывесилась» на сломанных кустарниках, но зайдя справа, поняли, что сдать ее, как «целую и невредимую» не удастся - правый порог вместе с днищем и дверью был вмят почти до середины кузова.

- Почему-то ты пытаешься все время убить именно меня... - произнес я, осматривая огромный бульник торчавший из земли в десяти метрах сзади, в который была «приложена» машина.

- Слабая какая-то эта «микра», - неудовлетворенно сказал Нигай. - Чуть задели, а она уже скисла...

- Ладно, потом, в конторе это будем рассказывать. Давай как-то ее вытаскивать.

        В это время из-за того поворота, откуда мы «рвались на финиш из всех сухожилий» и чуть было не учинили «лобовуху» с добропорядочным французом, медленно, опасливо, гуськом выехали три автомобиля и, поравнявшись с местом «крушения надежд российского автоспорта» дружно остановились. Первой припарковалась синяя «Рено Лагуна», в чертах которой угадывался недавний оппонент» по лобовым атакам, затем - «Пежо 306» и «Ситроен Ксантия». Из машин вышли трое мужчин и, собравшись в кучку, уставились на застрявшую в кустах исковерканную «микру» с выражениями свидетелей падения инопланетного космического корабля. Не обращая на них внимания, мы с Нигаем взялись за задний бампер и попытались сбросить машину с подмятых кустов, но маленький «ниссан», видимо был снизу опутан сломанными стволами и только чуть приподнялся.

- Кать, договорись с таможней, - попросил Сашка. - А то они, как-будто аварий не видели. Вылупили зенки, как на выставке Сальвадора Дали, которую мы, помнится, с успехом посещали в Венеции...

        Катя обратилась к зрителям по-английски, и, к нашему удивлению, водитель «Лагуны» откликнулся.

- Он спрашивает - нет ли среди нас раненых? - перевела Катя.

- Нет, только трупы, - зло ответил я. - Скажи, что вдвоем с Нигаем мы надорвемся и уйдем на пенсию по инвалидности. Не хотят ли они оказать нам посильную помощь?

        Мужчины, выслушав речь Катерины, переведенную на французский водителем «Рено» радостно закивали, словно мы предложили им фуршет в присутствии раздетой до гола Клаудии Шифер. Они аккуратно, стараясь не испачкаться, подкрались к поверженному «ниссану» и двумя пальчиками взялись за бампер.

- У-у-у... Это мы до заморозков ее таскать будем, - сказал я. - А нет ли у них веревки?

- Есть! - неожиданно заявила Катерина.

- Ну, так что ж мы тут дурака-то валяем?

        Владелец «Ситроена», изрядно поковырявшись в багажнике достал оттуда новехонький, белый трос. Нигай выхватил его у него из рук и быстро закрепил конец в серьге «микры».

- Подгоняйте какую-нибудь телегу, - сказал я, указывая на машины.

        Вместо этого все трио вцепилось в веревку и принялось тянуть за нее, изображая пародию на картину Репина «Бурлаки на Волги».

- Блин, - взревел Сашка. - Да, что ж Вы такие дубки!

- Переводить? - ехидно спросила Катя.

        Не ответив, Сашка прыгнул в «ниссан», запустил мотор и, включив заднюю, нажал на газ. Я подлез спереди и уперся в капот. Машина чуть раскачалась, сильнее подмяла под себя кустарник и, зацепилась за грунт. Нигай со всей мочи дал газу и «микра», вырывая под собой землю, со страшным буксом вылетела из западни, чуть не посшибав по дороге французскую «упряжку» и замерла на дороге в миллиметре от переднего бампера «Лагуны». Вспотевшие от непривычных нагрузок французы испуганно столпились у машин и со страхом разглядывали правый, исковерканный бок «ниссана». Нигай вышел из «микры», обошел ее кругом и с досады плюнул под ноги.

- Мерси! - блеснул я французским, сел за руль, пропустив в салон через левую дверь Нигая и Катю и поехал в сторону шоссе А6. В «микре» что-то скрежетало, спица руля была развернута на полкруга и машину тащило вправо, но мы благополучно доехали до города и, проскочив под шлагбаум, укрылись в нашем закутке.

        Серега деловито осмотрел машину и сообщил радостную весть, что «мы попали на конкретную замену кузова». С этим выводом мы и не спорили и размышляли лишь над проблемой - ехать сдаваться сегодня или подождать до завтра.

- Дай мне договор, - вдруг попросила Катя. - Машина-то страхованная, что вы переживаете?

        Она изучила довольно объемную бумагу и, наконец, сообщила.

- Да, это «франшиза»...

- Кто? - переспросил Фодин. - Это, значит, кранты?

- Это значит, что вам придется заплатить определенную сумму, - в свойственном ей нравоучительном тоне, объяснила Катя. - То есть, страхование осуществлено следующим образом - за любое повреждение до какой-то суммы, скажем, до тысячи долларов все оплачиваете вы, а сверх этой суммы - до полной стоимости машины, вы платите все равно только эту тысячу.

- Европа! - заявил Нигай. - А не стоит ли тогда нам для достижения полного морального удовлетворения домолотить эти дрова в полный хлам?

- Это - ваше право, - сказала Катя, возвращая бумагу.

        ...К офису «Hertz» мы подъехали ужасным правым боком. Завидев нас, работник, выгонявший и загонявший машины, присвистнул и кинулся внутрь конторы.
        Лена, которой я предварительно позвонил, уже ждала нас у входа. Она была одета в вечернее платье, так как собралась ехать с Жаном-Франсуа, Калашниковым и Николаем на «тусовку» в Меркури. Осмотрев машину, Лена всплеснула руками.

- Здорово вы ее! Ну, ничего, сейчас все выясним.

        Беседа с представителями Hertz подтвердила предположения Кати - нам предстояло заплатить только три тысячи франков, а машину можно было сдать завтра, так как срок аренды истекал только на следующий день в полдень.

- Так вы не поедете в Меркури? - спросила Лена, когда мы вышли на улицу.

- Нет уж... - проговорил Нигай. - Мне еще слики прикатывать...

- А я пойду в «интернет-кафе» и попробую скачать русские фонты, а то бросил народ на родной земле. Некрасиво. Дай мне на всякий случай номер твоего мобильного телефона, - попросил я Лену.

        Она написала номер на бумажке, попрощалась и пошла в сторону центральной улицы...

- Ну, Шурик, ты дал! - восхищенно воскликнул Серега Аксаков, осмотрев погибший «ниссан». - Так им, буржуинам проклятым! Теперь у нас есть «поворот Нигая»!

        Это была месть. В нашей стенограмме, на одном из старых допов, вместо «200, правый три, минус, с подбросом» было записано - «200, поворот Аксакова». На этом вираже Сергей три года назад «убрал под списание» спортивную «восьмерку», которая вывесившись на трамплине ушла ходом по прямой, пробила кусты, ограждавшие дорогу, вылетела в поле и, перевернувшись трижды через «морду», чуть не убила мирного пастуха, караулившего коровье стадо. Вокруг «микры» собралась вся команда, кроме Калашникова и Николая, уехавших представлять отечественный автоспорт перед зарубежными коллегами на винном заводе.

- И чего теперь? - спросил механик Аксакова, Андрей Фролов, здоровый, загорелый, невозмутимый крепкий парень, лет тридцати пяти.

- Завтра напишем объяснение, заплатим три косаря и... все.

- А может это вам «Лагуна» «в лоба» целилась? - прищурился Аксаков.

- Свидетелей нет, - проговорил Сашка.

- Как это нет?! - совершенно серьезно удивился Сергей Ионов, штурман второго экипажа. - Да мы ж там весь день на этом повороте стояли и все видели!

- Точно! - подхватил Аксаков. - Как сейчас вижу - летит этот козел на «Лагуне» под двести по встречной, в дымину пьяный, с бабами в обнимку, а тут из-за поворота тихонько, километров тридцать в час выползает Нигай... Ты нам только напиши, чего говорить, а уж мы, будь уверен, такие им показания предъявим, что вам ордена на все места пришпилят!

- Шутки шутками, - заметил Фролов. - А нам-то «пунту» тоже сдавать... - И он покосился на черный, дизельный «фиат», чадивший после тренировок Аксакова с Ионовым, как паровоз братьев Черепановых.

- Никаких шуток, - сказал Ионов. - Скажите, если надо - мы тут все неоспоримые свидетели вашего героического поступка.

        Поговорив еще минут двадцать - мы разошлись. Нигай уехал «прикатывать» первую партию сликов на какой-то пустырь со множеством широких, безлюдных асфальтовых дорожек. Мы с Катериной отправились на сомнительного вида «микре» в интернет-кафе, а Фодин с Фоловым занялись аксаковской «импрезой». Было около шести вечера.
        До посещения компьютерного заведения мы заехали к Франсуа, где ушлый француз буквально вцепился в Катерину, что позволило нам сэкономить на кофе и «перье». Кое-как отбившись от Франсуа, уже приглашавшего Катю в горы, мы пешком прошли по сумрачным улочкам центральной части города и зашли в уже освоенное мной кафе. Фонты мы искали в интернете часа полтора и, наконец, начали их перекачку. Когда дело близилось к завершению, вдруг, как из-под земли за нашей спиной вырос Фодин.

- Поехали, - сказал он. - У нас ЧП.

- Опять?! - сдавленно прохрипел я голосом волка из мультфильма «Жил-был пес».

- Да, Нигай собрал «опелем» бабу на «Пежо»...

- Сильно?

- «Пежо» - пополам плюс фонарный столб. «Опель» - не очень, бампер, фара, крыло. Будет жить.

- А женщина?

- С ней ничего, только сильно испугалась.

- А где Нигай?

- В тюрьме, где ж еще... - проговорил Фодин, будто сообщил, что Сашка находится в душе.

        Мы бросились из кафе на улицу, быстро по-дороге поменяли «микру» на BMW, сообразив, что появляться среди навороченных Шурой обломков еще и на уделанной в перья машине будет не слишком убедительно для представителей властей и поехали в уже разведанный Фодиным «Hotel de Police», у входа в который дежурил во избежание перевозки Нигая в другое «место заключения» Фролов.
        По дороге Серега рассказал следующее.
        Сашка прикатал «сухие» слики, «переобулся» в «микст» и опять уехал на свою площадку. Через полтора часа Фролов высказал предположение, что «что-то не то» и предложил отправиться на поиски. Они с Фодиным, как были в майках, с грязными руками и лицами, сели в «пунту» и поехали на розыски пропавшего «опеля». Картина, представшая их взору, оказалась впечатляющей. На одном из перекрестков, где машины появлялись так же редко, как нефть в московской канализации, стоял покореженный «опель» с «подбитым глазом», разбитым бампером и помятыми крылом и капотом. Перед ним в беспорядке, разбросанное на площади в гектар валялось то, что полчаса назад считалось «Пежо 205». От удара у машины оторвало задний мост, который вместе с частями кузова, завалил фонарь. Задняя часть машины была разорвана пополам, а водительница просто чудом осталась невредимой. Француженка, оправившись от шока позвонила по сотовому в полицию и своему другу - мелкому. противному мужичку, который прикатил на «ауди» и теперь семенил вокруг понуро стоявшего посреди этого бардака Нигая и потрясал кулаками. Завидев этот откровенный наезд, Фролов вплотную подошел к французу, глаза которого уперлись ему в пупок и на чистом русском языке произнес.

- Ты чего орешь, дятел? В репу захотел? -, потом положил ладонь, размером с совковую лопату, на худое плечо француза, повернулся к Сашке и спросил. - Этот пингвин тебя обижает?!

        Француз бегло осмотрел здоровенные фигуры механиков, одетых в майки, их угрюмые, грязные и решительные лица, мельком прочитал на правом плече Фодина наколку с надписью «Freundschaft» над распростертым орлом, полученную во время срочной службы в Группе Советских войск в Германии, трезво оценил расстановку сил и, бросив на произвол судьбы свою подружку, спешно ретировался в «ауди», где закрылся на все кнопки и принялся ждать приезда полиции.

- Кто виноват? - спросил Серега Нигая.

- Я. Помеха справа... Она вылетела, как чумовая. Если бы не «опелевские» тормоза - это был бы труп...

        В это время приехали полицейские, которые произвели какие-то замеры, проверили Сашку на алкоголь и приказали ехать на «опеле» за ними в оклоток.

- Do you speak English? - спросил я у полицейского.

- No! - покачал он головой.

        Дальнейший опрос всех присутствовавших в отделении показал, что на «инглиш» тут категорически не «спикает» ни один человек, кроме Кати и, кое-как, меня. Целый час мы пытались с помощью жестов, похожих слов и предъявления документов выяснить судьбу Нигая, «опеля», припаркованного около полиции и, вообще, порядок наших дальнейших действий, но так ничего вразумительного не поняли.

- Alexandre? - показывая на имя в правах Нигая, спрашивали полицейские.

- Да, Александр, - кивали мы, после чего следовал монолог на чистом французском и все возвращалось на круги своя.

        Наконец, я выпросил у них телефон и позвонил Лене.

- Все живы? Ну, вы блин даете! - рассмеялась она в трубку. - Мы уже подъезжаем к городу.

        Я напряг отупевшие от последних событий мозги и вдруг сообразил.

- Фамилия! - сказал я Кате. - Они не могут определить его фамилию и проверить «благонадежность» по компьютерным учетам!

- Так ведь в правах же есть фамилия...

- Они понимают ее, как Alexandre, а «сашек» у них в памяти пять миллионов...

- Come to me, - поманил я одного из полицейских к висевшей в углу школьной доске и взяв мел написал - «Alexandre Nigai”.

- О! - вскричал тот и ткнув пальцем в Сашку повторил, - Alexandre Nigai? Nigai!

- Yes, - заключил я и показал в лежавших на столе правах искомое слово.

- О, Nigai! - полицейские бросились к компьютерам.

- При их расторопности, можно получить пожизненное заключение для выяснения личности, - сказал я и повернулся к Сашке. - А паспорт твой где? Там же французская транскрипция.

- В кармане, - невозмутимо сообщил новоявленный автотерминатор.

- Ну, ты братец, чудак, если не сказать большего...

- Так они ж не спрашивали...

        В это время в отделение вошла Лена в сопровождении едва «вязавших лыко» Калашникова и Николая. Мадам Николя тоже была слегка «в подпитии», но держалась превосходно. Удалив из поля зрения двух «гарантов российского автоспорта», я объяснил Лене ситуацию, и она за десять минут все уладила, причем их разговор с полицейскими носил веселый характер и постоянно прерывался смехом.

- Значит так, - наконец рассказала Лена нам суть беседы. - Все свободны. «Опель» тоже можно забрать, но его необходимо отвезти на прицепе, так как они запрещают ехать на нем по городу, так как страховка остается у них до утра. а без нее ездить нельзя. Завтра в десять все сюда, заполним протокол и все... Это займет минут пятнадцать. Права они возвращают.

- А штраф? Репрессии?

- Никаких штрафов. С повреждениями разбираются страховые компании. А так как пострадавших нет - все остальное является несчастным случаем и ответственности не подлежит.

        Мы покинули отделение, когда Фодин с Фроловым прикатили на Аксаковской «Фонтане» и уже грузили «Опель» на «телегу». Калашников по дороге что-то бормотал про «ослабление руководства», а Нигай забился в угол «бимера» и молчал. Я твердо знал одно - нельзя ни в коем случае давить на Сашку, ибо такие приключения сами по себе способны вывести из равновесия любого человека, а ралли начинаются уже послезавтра.

- Шура, ты что-то разошелся, пора завязывать, - улыбнулся я. - Не горюй. «Микру» спишем, с девкой разберемся... Она сама, небось, не нарадуется - сейчас за свою ржавую дрыну, развалившуюся от малейшего прикосновения получит страховку на новую машину. «Опель» завтра сделаем...

- Да, я сегодня был в ударе, - угрюмо сказал Сашка.

        ...В номере мы выпили чая, посмеялись над шутками Аксакова, вовсю старавшегося приподнять Сашке настроение и приготовились спать. В душ Нигай отправился последним. Фодин разделся, залез под простынь и мрачно уставился в потолок.

- Ты чего? - спросил я.

- Бог любит троицу, - сказал он. - Две аварии было. Осталась еще одна.

- Да, ладно тебе. Этого не может быть, потому что этого быть не должно ни в коем случае.

- Вот увидишь... - Сергей повернулся на левый бок и щелкнул выключателем ночника.


8. Неделя развлечений. (Пятница)

        Я очнулся часов в восемь утра. Именно очнулся, потому что язык не поворачивается назвать пробуждением момент, когда открываешь глаза и на тебя с белого, словно больничного потолка свинцовыми шарами падают проблемы, по полной программе навороченные с вечера, а ты, уворачиваешься и мечешься мозгами, пытаясь определить - с чего начать приведение дел в нормальное состояние. При этом основной созидатель всех, разом обрушившихся трудностей умиротворенно сопит на соседней койке, будто разбивать перед гонкой боевую машину и методично уничтожать автопарк гостеприимной державы является для него таким же будничным вопросом, как посещение булочной. Я потряс головой, чтобы упорядочить броуновское движение мыслей, встал, наполнил водой чайник и, пока он закипал, принялся умываться. Более-менее четкий план действий созрел почему-то в процессе бритья тупым, месячной давности «жиллетом», надрывно скребущим щеки и подбородок. В его основе лежала некогда, в юношеские годы вдолбленная в мозги вместе с победоносным учением о политэкономии теория социалистической интеграции, предполагающая разделение усилий, дабы не кидаться гуртом на одно и то же, расталкивая друг друга плечами и локтями для внесения максимальной лепты в дело восстановления маленького, но хлопотного хозяйства нашей гоночной «лавки».
       Центральным вопросом являлось восстановление «опеля», чьи боевые кондиции были изрядно подпорчены во время вчерашнего ДТП. И хотя где-то в глубине души меня переполняла гордость за крепость нашего агрегата, сумевшего нанести бескомпромиссный total lost басурманскому «пежо», сохранив при этом собственную работоспособность и приемлемый внешний вид, но необходимость проведения жестяных реставрационных работ и добывания правой фары беспокоило изрядно, даже несмотря на торжественную клятву Фодина сделать «Корсу» к началу техкомиссии «как новой». Кроме Сереги, я спланировал направить на этот участок Катерину и Жана-Франсуа, водрузив на их плечи ответственный момент поиска и закупки злополучного осветительного прибора, что учитывая непопулярность «опелей» во Франции представлялось делом, близким к безнадежному.
       Вторым по значимости мероприятием была определена сдача в утиль искореженной в схватке с валяющимися где попало каменюками «микры» и посещение полиции для подписания мирного договора с владелицей бывшего Peugeot 205, вероятно проведшей ночь в холодном поту, просмотре кошмарных сновидений и успокоении своего «бойфренда», чудом не получившего в ухо от нашего несколько прямолинейного техсостава. Для этой цели я планировал создать мобильную группу из себя, Лены и самого созидателя и застрельщика полученного автомобильно-правового геморроя.
       И, наконец, последним пунктом антикризисной программы являлась сама подготовка к технической комиссии, включающая в себя приведение в порядок документации и различных принадлежностей машины, а также выбивание из прижимистых французов «сухого пайка» на период проведения ралли. Эти нехитрые манипуляции я возлагал на Калашникова, который, по моим расчетам, к обеду должен был уже выйти из прострации и тяжелого абстинентного синдрома, вызванного вчерашним непомерным злоупотреблением ликеро-водочной продукции во славу и за торжество российского автоспорта.
       Пока я пил кофе, в комнате произошло заметное оживление. Сначала из-под простыни выглянул мутный глаз еще окончательно непроснувшегося Фодина, потом показались его усы и, наконец, Серега, вернувшись в реальность бытия, сел на кровати.

- Ну, что? - спросил я. - Ты готов к труду и обороне?

- Угу... - пробурчал механик и потянулся за сигаретами. - А наш Виктор Талалихин еще дремлет?

- Я уже практически встал, - донеслось с койки Нигая, после чего к нам повернулась физиономия с семидневной щетиной.

- Ну, и рожа у тебя, Шарапов, - процитировал Фодин, наливая себе кофе. - Ты бриться не пробовал? Может вождение лучше пойдет?

- Посмотрим... - многозначительно сказал Нигай.

        В отличие от гоночно-технического состава, поднять на ноги Калашникова оказалось намного труднее. В их с Николаем комнате витал тяжелый, смрадный дух винного погреба, а позы спящих беспробудным сном обитателей напоминали беспорядочно разбросанные тела павших на поле брани солдат. Потолкав Тимофеича в костлявый бок и прослушав в ответ нечленораздельное бормотание на неизвестном мне языке, я решил отложить процесс придания его телу вертикального положения на пару часов, выудил из объемистого дипломата всю необходимую документацию, с тяжелым сердцем выдал Фодину три тысячи франков на реанимацию «опеля» и спустился вниз к телефонной будке. Лена оказалась уже совершенно готовой к посещению коммерческих и государственных учреждений, а также сообщила, что Жан-Франсуа с минуты на минуту выезжает к нам для организации поиска утраченных запчастей.
       Через полчаса мы уже входили в контору Hertz. Девушка-клерк получила данные осмотра «микры» и порадовала нас жизнеутверждающим сообщением, что машина восстановлению не подлежит, в связи с чем мы должны добавить к стоимости рента еще три с половиной тысячи франков и заполнить протокол. Французский протокол о дорожно-транспортном происшествии абсолютно не напоминал наши доморощенные, серые «гаишные» бумаги. Это был лоснящийся бланк, на котором слева находилась анкета голубого, а справа - зеленоватого цвета. Лена объяснила, что голубая анкета предназначена для потерпевшей стороны, а зеленая - для виновника. Так как потерпевшими в данном случае являлись немногословные заросли и булыжник, то данную анкету я оставил в покое, полностью сосредоточившись на заполнении другой части. Перечислив собственные данные, включающие фамилию, имя, место рождения и жительства и номер водительского удостоверения, я предпринял попытку изложить причину нашего кульбита в кювет. После долгих размышлений и обсуждений с Леной различных экстремальных ситуаций, заставивших «меня» пристроить «ниссан» «под списание», включавших выбегание на дорогу диких и домашних животных и птицы, выезд нам «в лоб» неустановленного транспортного средства и внезапную потерю сознания, вызванную солнечным ударом, мы остановились на постыдном, но кратком и безответственном «не справился с управлением», после чего я размашисто подписал протокол и передал его клерку вместе с карточкой Visa.

- А у Вас на карточке нет необходимой суммы, - заявила девушка, проверив мой счет. - На ней достаточно средств для оплаты рента, но не хватает для перечисления денег за аварию.

- А за аварию я заплачу с другой карты, - сообщил я, передавая ей еще и MasterCard.

- Так не положено. Вы должны платить с какой-то одной карты...

- А разве деньги на разных счетах, принадлежащих одному человеку перестают быть одинаковыми деньгами? Какое между ними различие? - попытался я внести каую-то стройность в вопиющую бюрократию предлагаемых взаиморасчетов.

- Не положено, - сообщила девушка в стиле поддатого вахтера Мироныча в воротах автобазы, вымогающего полллитра за урегулирование проблемы .

- Хорошо, тогда проведите платеж рента и аварии с MasterCard и верните мне деньги на Visa.

- О'кей, - девушка принялась изучать состояние второго счета. - Извините, но на этой карте у вас не хватает денег для суммарного платежа...

- И что же мне делать? Садиться в тюрьму или перквалифицироваться в нищего на местном железнодорожном вокзале?

- Можно все оплатить наличными.

        Однако с получением «кеша» пришлось повозиться. Visa, принадлежащая «Мост-банку», насмерть перепуганного «событиями 17 августа» категорически отказывалась выдавать больше двухсот долларов в сутки, и даже выцеженных «до цента» денег с MasterCard не хватало вместе с ними до нужной суммы. Пришлось идти в банк и под подозрительным взглядом очкастого клерка, рассматривавшего мой «серпасто-молоткастый» паспорт, как указ о собственном гильотинировании, менять пару «франклинов» из «н.з.» на франки по курсу, напоминающему расценки в игре «Угадай, мелодию». В конце концов, необходимая сумма была собрана и вручена вовсю улыбающимся представителям Herz, выдавшим нам взамен какую-то, отпечатанную на компьютере «филькину грамоту» без подписей и печатей.

- Чего это у них такие физиономии довольные, как-будто мы им не машину в узел завязали, а наградили орденами Почетного легиона? - поинтересовался я у Лены, когда мы вышли на улицу.

- Так им же одна выгода! Машина застрахована компанией по полной программе, а то, что вы заплатили за ущерб - прямой доход.

- Мафия - она везде мафия, - заключил я, садясь в BMW, и обратился к Нигаю: - Ну, теперь давай в твой любимый околоток. Дорогу помнишь?

- Угу, - угрюмо констатировал Сашка.

- Только еще кого-нибудь не разбери на запчасти... И так ты уже на корню подрубил наше благосостояние.

- Не... Я тихонько...

        Полицейские встретили нас спокойно. По крайней мере, все выглядело так, будто «полное уничтожение» «Пежо» - дело житейское, сравнимое по последствиям с потерей носового платка, и предавать этому излишнее внимание - излишняя нагрузка на центральную нервную систему. Используя опыт, накопленный в Hertz, я довольно быстро заполнил за Нигая уже до боли знакомый протокол, где частично признал вину, после чего нам вернули страховой полис на «опель», пожелали всего наилучшего и проводили до дверей.

- Да, - сказал Сашка, - на Родине мы бы с этой аварией полгода разбирались. А тут - страхуйся и лупи всех направо и налево. Лишь бы раненых и полностью убитых не было.

- Ты что-то предлагаешь? - покосился я на Нигая.

- Нет, это я так, к слову...

- Мне в Нью-Йорке, как-то рассказывали, - вспомнил я. - Говорят: повезло нашему соседу - под машину попал! Получил шесть миллионов долларов, купил себе дом, яхту...

- Действительно, повезло!

- Да, только вот, парализовало его и обе ноги отрезали, а так, конечно, везуха...

- Чего-то у тебя юмор с утра какой-то черный?!

- Это не юмор, это - сермяжная правда жизни.

        Мы завезли Лену домой и договорились встретиться в шесть вечера на техкомиссии. Вернувшись к месту постоянного обитания Фодина, мы обнаружили, что Серега с Андреем Фроловым зря времени не теряли. «Опель» был уже «вытянут» и зашпатлеван, разбитый бампер собран по кусочкам, которые были соединены между собой специально закупленными стяжками. На прицепе, рядом с вечно курящей сигарету и попивающей пиво Катериной лежала и новенькая фара. Серега, прищурившись на один глаз аккуратно «пылил» крыло белой краской из баллончика.

- Рисуешь, Моцарт? - обратился я к механику.

- Фара - сто двадцать баксов, - не оборачиваясь произнес Сергей.

- Где нашли? - спросил Нигай Катерину.

- На сервисе, где ж еще...

- Ну, вроде все, - заключил Фодин, закончив покрасочные мероприятия и, отступив от машины, принялся любоваться собственным произведением с видом живописца, закончившего бессмертное полотно. - Сейчас подсохнет, фару поставлю и можно продолжать колотить местных «фантиков».

- Сплюнь, - сообщила Катерина, открывая очередную бутылку пива и доставая новую сигарету.

- Плюй -не плюй, а как говорил Фокс - «ножичков у нас на всех хватит», - Серега взял в руки фару и начал ее примерять к пустующей «глазнице».

       Я поднялся наверх в комнату, убедился, что борцы за торжество российских идей в ралли все еще находятся в горизонтальном положении, и принялся собирать документы и вещи для технической комиссии - права, лицензии, шлемы, комбинезоны… Откровенно говоря, предстоящее мероприятие было довольно беззлобным и для нас трудностей не представляло, ибо было бы смешно предположить, что экипаж, отмотавший три тысячи верст, отправят восвояси, например, из-за просроченной годности огнетушителей. Кстати, установленная в «опеле» автономная система пожаротушения действительно требовала перезарядки, но, во-первых, как говорил Нигай: «в случае чего, никто машину тушить не собирался», а во-вторых, автоматика была изначально отключена ловкой рукой Фодина во избежание случайного срабатывания, например, при заходе в «правый два» на скорости в 140 км в час. Учитывая данные обстоятельства, мы не сильно беспокоились о работоспособности «пламегасителей», а для особо дотошных членов техкомиссий нашими друзьями-компьютерщиками были изготовлены специальные наклейки, ничем не отличающиеся от оригинальных с необходимой датой годности на любой день истекающего и грядущего тысячелетий.
       Наконец, все было упаковано и складировано в «опеле», после чего я, вместе со штурманом второго экипажа - Серегой Ионовым, отправился проходить административную проверку. Ионов отличался одной уникальной способностью: к нему вообще не приставали иностранные слова. Изрядно поездив за рубежом, Серега так и не смог шагнуть дальше «нихтферштеен» и «бонжур» и поэтому мандатные комиссии я все время проходил фактически за оба экипажа. Впрочем, отсутствие даже микроскопических знаний иностранных языков иногда играло Ионову на руку.

       ...В 1994- м году экипаж Аксакова впервые направлялся на ралли в Бельгию и попал в совершенно неизмеримую очередь на польско-немецкой границе. Продвинувшись за два часа на четверть метра, товарищи по спорту сообразили, что двое суток томления в «хвосте» и соответствующее опоздание на ралли им обеспечены, после чего кто-то обнаружил на карте другой переход, тринадцатью километрами северней. Команда дружно пустилась в объезд и, спустя некоторое время прибыла в совершенно пустой терминал, причем поляки проявляли в данном месте полнейшее безразличие к выезжающим, возлагая всю процедуру по контролю и досмотру на немецкие власти. Все бы было хорошо, но переход имел одну особенность - через него не пропускали грузовики и машины с прицепами. В силу данного обстоятельства немецкий пограничник, презрительно осмотрев трейлер со спортивной машиной, махнул рукой в сторону Польши и деловито произнес.

- Цурюк!

- Слушай, камрад! - не восприняв указания, обратился к нему Ионов. - Понимаешь, нам в Бельгию надо…

- Здесь нельзя ездить с прицепом, - разумеется, по-немецки объяснил страж границы.

- Я понимаю, - сказал ничего не понявший Ионов, - но нам бы в Бельгию! - и он протянул стопку паспортов, открытых на страницах с тогда еще не «шенгенскими», а цветастыми «бенилюксовскими» визами.

- Вы едете в Бельгию? - спросил немец, рассмотрев визы, выданные бельгийским посольством.

- Да, да! Бельгия! Бельгиум! - обрадованно подтвердил Ионов, услышав знакомое слово.

- Переход для вас южнее, - бесстрастно заявил пограничник, возвращая паспорта.

- Да, да, Бельджик! - продолжал тараторить Ионов.

- Нах эюйд! - видя, что русский его не понимает повысил голос пограничник и для пущей убедительности показал пальцем в сторону южного перехода.

- Брат, фройндшафт! Вот так в Бельгию надо, - Ионов провел рукой по горлу.

- Здесь нельзя проходить границу с прицепом, - уверенно повторил немец, на которого жест Ионова произвел неизгладимое впечатление.

- Нам - туда! - целеустремленно показал Серега в сторону «рейха». - Нам в Бельгию!

       Содержательная политбеседа продолжалась минут пятнадцать без намека на консенсус, после чего измочаленный немец удалился в свою будку, откуда появился с каким-то руководителем. Начальник тоже пообщался с Ионовым, повторявшим, как заклинание три слова - «камрад, Бельгия и зер гут». В конце концов немцы все же решили, что отступить от правил и пропустить русских, возглавляемых стойким, как Альпы вожаком будет являться меньшим злом по сравнению с применением табельного оружия, ибо выдворить Ионова с границы другим способом было также сложно, как вернуть Кенигсберг в состав Германии. Они проштамповали паспорта, открыли шлагбаум и, глядя вдаль удалявшемуся каравану, сняли фуражки и стерли пот со лба. Однако, на границе Германии с Бельгией Ионов отличился повторно.
       Миновав Аахен, гонщики проехали еще несколько десятков километров и уперлись в стеклянную будочку с надписью «Belgique». Остановив машины в непосредственной близости от рубежа двух государств, путешественники боязливо заглянули будку. Там горел свет, светился экран компьютерного монитора, часы показывали половину четвертого утра... Людей же внутри форпоста по охране бельгийско-германского суверенитета не было ни души.

- Будем ждать, сейчас придут... - заявил Ионов, заняв позицию у окошка.

- Вообще, как-то странно они границу охраняют... - попробовал поразмышлять Аксаков.

- Ну, ты еще порассуждай! - обрезал его Ионов. - Прорываемся, буквально, в штаб-квартиру НАТО! Заловят нас без штемпелей в паспортах и депортируют - тогда узнаешь!

- Ладно, я ж просто... - пролепетал Аксаков и удалился в машину.

       После того, как истек первый час ожидания, в ходе которого в будке никто не появился, а мимо стоящего на страже Сергея проехало не менее двух десятков машин, водители которых даже не пытались притормозить у «блок-поста» и только удивленно глядели на одинокую фигуру, держащую в руках пачку паспортов, Ионов решил предпринять оперативно-розыскные мероприятия по установлению местонахождения доблестно защищающих бельгийско-немецкие рубежи пограничников. Напротив будки располагалось двухэтажное здание, служащее, очевидно, офисом пограничных служб. Дотошный Ионов проник внутрь и принялся ходить по настежь распахнутым кабинетам в поисках хоть одного живого человека. Поначалу поиски были напрасными: кругом работали телевизоры, компьютеры и кофеварки, но кабинеты были совершенно пусты. Наконец, на втором этаже Ионов набрел на полутемную комнатушку, где на кожаном диване, подложив под голову форменную фуражку сладко спал усатый мужик, лет сорока.

- Гутен морген... - ласковым полушепотом сказал Сергей.

       Мужчина с трудом приоткрыл один глаз, посмотрел на Ионова и вопросительно протянул:

- Бонжур?!

- Слышь, брат, мы тут в Бельгию никак проехать не можем, - завел разговор Ионов и, застыв в позе Ионна-Крестителя с картины Иванова «Явления Христа народу», протянул вперед руки с паспортами.

- Белджи? - услышав знакомое слово, спросил пограничник и сел на диване.

- Ага, Белджи! - обрадованно согласился Ионов.

- Парле а франсе? - поинтересовался на всякий случай бельгиец.

- Не, не! Не Франсэ! Не надо Франсэ! Бельджи!

- До ю спик инглиш? - продолжал искать почву для беседы пограничник.

- Ну, чуть-чуть...- смущенно ответил Ионов и вдруг смело добавил: - Йес!

- О'кей. Драйв стрейч ту Белджи, плиз, - бельгиец тоже говорил по-английски «чуть-чуть» и поэтому, для верности указал пальцем в стену, за которой находилась искомая страна, после чего опять развалился на диване и закрыл глаза.

- Э-э! Геноссе! Погоди ты на массу давить! - возмутился Ионов. - Пошли в будку!

- Вот ду ю вонт? - не понял пограничник.

- Пошли на пост, говорю! Хватит дрыхнуть на работе! - Ионов потянул бельгийца за рукав с дивана. - Людям в Бельгию надо позарез, а он спит!

       В конце концов, Сереге удалось силой стащить пограничника с теплого лежбища и чуть ли не под конвоем препроводить его к будке, где в шеренгу по одному была построена вся раллийная команда. Ничего не понимающий бельгиец удивленный невиданным зрелищем пытался вдолбить упорным иностранцам, что в Бельгию надо ехать прямо по дороге, а в ответ получал в руки паспорта с какими-то малопонятными просьбами и жестами, показывающими то ли постановку печати, то ли приготовление пюре. В конце концов, устав от бестолкового времяпрепровождения, он собрал всех в кучу, подвел к указателю, протянул руку на запад и твердо произнес:

- Бельджи. Форвард!!! - после чего бегом скрылся в офисе.

- Ну, чудной! - ошалело вглядываясь в бельгийский горизонт, произнес Ионов. - Поехали, что ли?

- Давно в Льеже были бы, - сказал Аксаков, запуская остывший мотор тягача...

       ...Техническая комиссия ралли Сote Chalonnaise проводилась в местном выставочном центре, имевшем название Parc de Exposiсion. Это был огромный, круглый, метров сорок в диаметре пустой павильон с куполообразной крышей. Справа от входа размещалась административная проверка, построенная из любви капиталистов к конвейеру по принципу прохождения по очереди нескольких клерков - первый проверял документацию, второй - заявку, третий - принимал стартовые взносы, четвертый - выдавал номера и рекламные наклейки и т.д. до последнего - выдававшего бумагу на прохождение техкомиссии.
       Мы с Ионовым, отстояв приличную очередь, напоминающую хвост за водкой времен неистовой борьбы за трезвость населения, приведшей в итоге к повальном алкоголизму, благополучно прошли все инстанции. Cергей, правда, пытался, используя накопленный в поездках опыт пройти проверку «вне конкурса», распихав локтями представителей других экипажей, но после моего намека, что спешить нам совершенно некуда и предложения испить «на халяву» минеральной воды в расположенном здесь же буфете, поостыл. Некоторые обычные казусы, связанные с безуспешной попыткой прочесть русские написания фамилий в правах, а также изучением медицинских сертификатов и справок о допуске к соревнованиям, изготовленных на всемогущем «пентиуме» и заверенных печатью Балашихинской горбольницы N2, закрытой еще в 1989 году, конечно, присутствовали, но в целом, все закончилось благополучно. Какое-то время ушло и на выяснение обстоятельств с оплатой стартового взноса за наш экипаж, большая часть которого была перечислена на счет организаторов нашим соотечественником из Франции.
       Наконец, нагруженные стартовыми номерами, сувенирными коробками с вином и плакатами, утащенными под шумок у зазевавшихся организаторов, мы вернулись на «базу» и принялись придавать своим транспортным средствам окончательный «боевой» вид. Но если у «субару» Аксакова данный процесс прошел безболезненно, то на маленьком «опеле», напрочь заклеенном «никами» наших многочисленных помощников, рекламе организаторов явно не хватало места.

- Будем клеить сверху? - спросил Фодин.

- Еще чего... - не соглашался я. - Лепи на крышу, на стекла...

- Можно еще на днище и на защиту картера, - вставил Нигай. - Существуют определенные организатором места для размещения рекламы, а они у нас уже заняты. Снимут или заставят платить.

- Ты кто?! Юрист-правовед? Лучше обдумывай, как нам после вчерашнего «тренинга» не «загреметь под фанфары» на первом «допе», а уж контакты с рекламодателями я возьму на себя...

- Ну, ладно... - обиделся Сашка и потянулся к небольшой коробке с пивом.

- Ты чего это удумал?! - заревел Фодин. - Я больше твои «полеты шмеля» рихтовать не намерен!

- «Санс алкоголь», неуч! - отозвался Сашка, показывая бутылку. - «Санс» - это по местному - «нету»! Нету алкоголя в этой бурде, понял?!

- Все равно, положь взад! Что-то я не верю в эти "сансы"... Воду пей - оно надежнее...

- У-у-у, блин! После того, как мы после награждения покинем пьедестал, я надудонюсь в дрова. Имейте ввиду.

- Ты до него еще допыркай, сначала, - Серега приклеил «восьмерку» на дверь и принялся примерять «тройку».

- Будем лупить, как от погони!

- Видали... Чинили...

- Не... С вами не интересно. Пойду-ка я в номер, посижу над Марксом...

- Во-во! Давай. Не мозоль глаза. Только не забудь, что через два часа техкомиссия.

- Лучшие - выходят на поле последними, - заявил Нигай и удалился.

               ...На техкомиссию мы прибыли в начале шестого. Все 149 участников были разбиты на группы, которые по своим стартовым номерам - от последних к первым - проходили проверку в свой интервал времени. Прибытие на комиссию нигде не фиксировалось, но дисциплинированные иностранцы строго придерживались графика, въезжая или заталкивая руками машины в павильон в строгом соответствии с расписанием. Вообще, только десять первых участников получили номера по принципу приоритета, остальные же были «пронумерованы» в соответствии с объемом двигателя. Впрочем, после завтрашнего регруппинга, производимого по итогам первых трех СУ, все это должно было претерпеть значительные изменения. Наш класс - А6 (до 1600 сс) - начинался с 81-го номера и состоял в основном из машин новой для нас версии Citroen Saxo и известной ранее Peugeot 106. Они проходили техкомиссию вместе с нами, что позволило рассмотреть конкурентов вблизи.
       Наконец, очередь дошла до нас. Инспектор комиссии, пожилой француз, знакомый нам по предыдущим стартам не стал задавать лишних вопросов. Он быстро просмотрел омологации комбинезонов и шлемов, указал на истекающий в следующем месяце срок годности системы пожаротушения, на что я ответил понимающим покачиванием головы и прикинул - хватит ли нам изготовленных этикеток до конца 2000-ного года или придется делать новые, после чего выписал специальную наклейку о допуске машины к ралли и приклеил ее на левую дверь.
       Никакого «закрытого парка» в этот день не предусматривалось. Машины могли перегоняться назад к месту подготовки и, в принципе, ничего уже не мешало произвести их «дополнительную настройку», путем замены мотора или КПП, но в этом крае всеобщей порядочности данная проблема не рассматривалась, как актуальная.
       Вернувшись, мы отогнали от «бимера» Калашникова, проснувшегося и собравшегося выехать на очередной «шопинг» и поехали на трассу для показа Фодину мест, где он должен был в течение двух дней напряженно ждать нашего появления для устранения неисправностей, дозаправок и смены резины.

       ...Душная, потная ночь навалилась на город. Я долго не мог уснуть, переворачиваясь с боку на бок и постоянно думая о предстоящем старте. Стратегия гонки на завтра была ясна и обговорена с Сашкой. Первые три «допа» до регруппинга предстояло проехать без излишнего риска, осмотреться и далее, послезавтра, действовать уже «по обстановке». Было ясно, что за «киткаром» в классе нам не угнаться, но и пропускать между ним и собой «ситроены» и «пежо» тоже было совершенно невозможно. Что касается абсолютного зачета, то 80 машин, превосходивших нашу по мощности мотора, пугали не сильно и в случае отсутствия каких-то привходящих проблем мы надеялись войти в «двадцатку». В теории все было гладко... Но в ралли теорию и практику разделяют невиданные просторы, через которые приходится постоянно «лупить на все деньги», часто забывая и отметая все стратегические и тактические расчеты... Я в очередной раз глубоко вздохнул, отогнал от себя тревожные мысли и, почему-то вспомнив деревенский дом и легкую дорогу к нему из стоящей на отшибе бани, уснул...


9. Неделя развлечений. (Суббота)

        Гонщики - народ суеверный. Одни ездят в ботинках разного цвета и размера, другие требуют, чтобы их автомобили были непременно белыми и ни за какие коврижки не сядут в красную или черную машину, третьи носят амулеты в виде открывалки пивных бутылок или берут с собой «на счастье» ржавый болт с резьбой М10... Я тоже в этом вопросе не отличаюсь здравомыслием. Например, ничто не заставит меня сдвинуться с места, когда дорогу перебежала черная кошка, даже если в связи с этим придется два часа перекуривать в ожидании другой машины или делать крюк в сорок километров. С такой же степенью любви я отношусь и к числу «13». По крайней мере, когда 13-го сентября 1996 года, в пятницу (!), мы с Нигаем с полного хода гукнулись о неприступную испанскую скалу, я, потирая синие от ушибов места тела, воспринял это раллийное ДТП, как полностью оправданное и предусмотренное календарем. Одновременно, мы всегда соблюдали и некоторые маленькие обычаи, позволяющие, к нашему стыду заядлых атеистов, призывать на помощь силы, неподвластные объяснению с точки зрения физики, химии, математики и прочих умных, невыученных в школе наук. Поэтому, в субботу, за шесть часов до старта, Сашка вооружился помазком, выцыганил у меня крем для бритья и принялся избавляться от выращенной за восемь дней жутковатой щетины, придававшей ему вид потерянного для общества алкоголика на второй неделе очередного запоя. Чисто выбритый перед гонкой Нигай, наряду с моей синей бейсболкой и выбрасыванием в окно машины «отъезженных» листов «легенды», являлся одним из символов удачи на нелегких и непредсказуемых раллийных трассах и, поэтому, у нас появились некоторые шансы не только в воскресенье вечером пересечь линию окончательного финиша, но и найти свою строчку в итоговом протоколе не ниже первого листа.
        Узнав, что отвечающий за бесперебойное питание команды Калашников «договорился» о выделении «сухих пайков» на предстоящие два дня, мы, исходя из воспоминаний о сиих гастрономических авантюрах прошлых лет, когда подобные трюки оканчивались двухдневной голодовкой личного состава, откомандировали Катерину и Фодина в магазин, ибо носиться, как сумасшедшим на газированной воде явно не представлялось необходимой жертвой во имя спорта.
        Время до старта тянулось жевательной резинкой «Орбит» и, казалось, что стрелки часов застыли на циферблате, словно их приклеили к нему силиконовым герметиком. Как и раньше, все многочисленные проблемы оказались к этому часу все-таки решенными. Машины были укомплектованы и заправлены зеленым, «девяносто восьмым» бензином, почувствовавший после полицейского околотка сладкий вкус свободы Нигай сжимал в руке гоночные перчатки, а стенограмма была аккуратно переписана и тщательно, трижды сверена с «оригиналом» во избежание пропуска строки со всеми вытекающими неадекватными последствиями. Мы слонялись, как неприкаянные по двору, то и дело приставая для проформы к друг другу с глупыми вопросами, не взирая на то, что привычка много смеяться является по приметам прямой дорогой к горючим слезам. Почему-то, данное обстоятельство никогда в расчет не принималось.
- Ты за ним следи, - напутствовал меня Фодин, вынимая из автомата третий по счету стакан кофе. - А то на жестянку больше времени нет.
- Не волнуйся. Первые три «допа» до регруппинга будем тошнить с глазами пьяной черепахи. Ты уж мне доверься.
- Выпиваете? - спросил неожиданно появившийся в стеклянных дверях Шура и, нащупав в кармане мелочь, принялся вытряхивать из здоровенного холодильника банку яблочного сока.
- Слышь ты, «зык», - произнес Серега. - Падать нельзя!
- Не... - протянул Нигай. - Поедем тихонько... Нельзя же свести к нулю такую широкомасштабную акцию!
- Слова не мальчика, но мужа, - произнес я, закуривая.
- Мойте шею под медали, - Шура вытащил из автомата ледяную банку и удалился.
- Герой, - проворчал Фодин. - Списал половину городского автопарка.и даже не взгрустнул...
        Мы вышли во двор. Солнце палило изо всех сил. Во дворе иностранцы неспешно возились около своих раллийных машин, в последний раз что-то проверяя, доливая и закручивая. Я вдруг почувствовал, что у меня закрываются глаза и тяжелеет голова. Посмотрев на часы и убедившись, что до старта еще уйма времени, я поднялся в комнату и завалился на кровать поверх серого одеяла. Тяжелый дневной сон пришел мгновенно, и я словно провалился вглубь чего-то липкого и черного...
        ...Сказать, что мы не испытывали волнения, въезжая на широкий, дощатый подиум под аккомпанемент произносимых судьей в микрофон наших исковерканных до неузнаваемости фамилий было бы нечестно. Я вылез из машины расписался в ведомости о получении контрольной карты, помахал рукой зрителям, и мы, дождавшись отмашки судьи рванули вперед. Первый день ралли представлял из себя один сектор с тремя скоростными участками, после которых участников выстраивали в соответствии с показанными на них результатами. Эта операция называется в ралли - регруппинг. Объективно оценивая наши растренированные силы и явную потерю конкурентноспособности «опеля», мы рассчитывали сегодня попасть в «тридцатку», чтобы завтра, на основной части попытаться отыграть еще мест 5-6, а если повезет - десять, не выпадая при этом из призовой тройки в классе. Поэтому я решил не забивать себе голову показателями других участников в «абсолюте», а сосредоточить основное внимание на «соратниках по 1600», благо «одноклассников» накопилось достаточно.
        Пока Сашка вел ровно и мощно работающий «опель» по перегону к первому «допу», я, подсказывая на всякий случай сто раз выученные повороты и сообщая об остатках времени и километража до КВ начертил в легенде табличку, где по вертикали расположил номера скоростных участков, а по горизонтали - номера соперников в классе А6. Наконец машина свернула с шоссе и мы углубились по узкой дороге в виноградники. Хвост из участников, ожидающих свою «отметку» был виден издалека и нам осталось только найти 82-го, чтобы пристроиться за ним.
        Ралли за рубежом обычно делают неспешными, закладывая небольшие средние скорости между пунктами контроля времени, но за это начисто ликвидируют иные возможности ремонта в ходе гонки, кроме самих перегонов. Поэтому, машины техпомощи носятся по параллельным дорогам, как сумасшедшие, чтобы успеть встретить свой экипаж после каждого скоростного участка. Наверняка и Фодин с Катериной ко времени, когда мы подруливали к очереди на «доп» уже расположились где-то на его финише и отмечали проносившихся мимо участников с начальными стартовыми номерами. Я на всякий случай запросил Серегу по радиостанции, но кроме ядовитого шипения в ответ ничего не добился.
        На этих ралли было принято не подъезжать к судьям КВ на машине, а подходить туда заблаговременно, поболтать с другими участниками и подозвать машину в «свою минуту». Такое шастание вкупе с последующим лихорадочным пристегиванием ремней и подключением переговорки за три минуты, отпускаемых до старта очередного, совмещенного СУ за день порядком надоедало и даже злило, но топтать чужой огород своим уставом было неловко. Впрочем, походы к судьям давали и свои плоды - можно было узнать у штурманов других экипажей их результаты на предыдущем «допе», которые они охотно и дружелюбно показывали. Таким образом, сначала, результаты соседей в классе, а позднее, после регруппинга, в абсолюте, были доподлинно известны, что давало возможность некоторым образом планировать свое поведение на следующем СУ.
        Когда до отметки осталось минут семь, я вылез из тесного «опеля», взял с собой контрольную карту и шлем и побрел по обочине к КВ. Было очень жарко. Асфальт уже расплавился и «вспотел» битумом. Это означало, что в некоторых, особенно в крутых поворотах будет скользко. У судейского столика под большим зонтом, защищавшим от солнца сидела девочка-инвалид. Она заполняла протокол. Второй судья, мужчина лет сорока отмечал контрольные карты, которые с интервалом в минуту подавали ему штурманы. Все сопровождалось улыбками и «бонжурами». Стоящие на пластмассовом столике электронные часы высветили «нули» моей минуты, и я, отдавая карту, махнул второй рукой Шуре. «Опель» медленно подполз, я забрался внутрь и принялся пристегиваться, одновременно доставая из карманчика стенограмму. Через полсотни метров располагался старт СУ, где была проведена еще одна отметка и секунд за сорок до старта мы уже были в полной готовности.
- Сто, правый три, двести, правый пять, - повторил я дважды, пока стартер держал перед стеклом сжатый кулак, потом пальцы растопырились и начали по одному убираться.
        Сашка с первой передачей наготове принялся играть газом, и, как только рука судьи взлетела вверх, «опель» забуксовал обоими передними колесами, одновременно прогревая их, и рванулся вперед.
- Сто, правый три, двести...
- Понял, - машина вывалилась почти на левую обочину и, срезая поворот, практически вылетела на нее же уже за поворотом.
- Двести, правый пять, сто.
- Понял.
        Метров за пятьдесят до поворота, когда кажется, что остановить машину до него уже нельзя, Сашка начал быстро переключаться с шестой передачи вниз и, срезая поворот по обочине на второй скорости, снова вылетел на асфальт...
- Сто, Левый четыре на правый два, сто.
- Понял...
        Не сказать, что мы мчались на пределе, но первый «доп» мне понравился. Все прошло аккуратно и ровно, без излишнего риска и отчаянных действий по спасению машины. На финише я выключил секундомер, которым, честно говоря, пользовался очень редко: прошлый опыт участия в ралли за рубежом убедили, что судьи здесь никогда не «химичат». После того, как нам поставили время в карту мы выехали в маленький городок и увидели «Ивеко», припаркованную в строгом соответствии с нашими рекомендациями и полным игнорированием требований местных ПДД..
- Как дела? - крикнул снаружи Серега, открывая капот и доставая масляный щуп.
- Нормально, - сообщил Нигай, стаскивая с головы шлем и закидывая его в ящик за сиденьями. Катерина сунула мне в окно бутылку с водой. Серега еще минуту поколдовал в моторе, проверяя жидкости, после чего быстро проверил затяжку колес и захлопнул капот.
- Все в порядке. Младший механик Абрамова, почему стекла не протерты?!
- Так чистые же, - сказала Катерина, закуривая очередную сигарету.
- Слышь, сестра! - гневно поглядел на нее Серега.
- Не надо, - успокоил его Нигай. - Сколько у нас времени?
- Я скажу, когда будет пора, - сообщил я, выбираясь из машины и сдирая шлем. - Выпивайте и закусывайте, как говорил Беня Крик...
        В это время сзади подкатил спортивный «ситроен» с 84-м номером на дверях и штурман подбежал к нам с картой в руках. Я молча показал наш результат. Француз продемонстрировал мне свой, улыбнулся, показал большой палец и побежал к машине.
- Ну, и как? - спросил Нигай.
- Восемнадцать секунд.
- Они - нам?
- Не... Пока мы - им.
- Чего-то много...
- Ладно, поехали. Еще не вечер. Серега, собирай манатки. Выезд со второго «допа» помнишь?
- Как дорогу Раменское - Жуковский!
- Ну, до встречи...
        Повиляв по поселку, мы вернулись на дорогу А6 и поехали в сторону второго, самого длинного и хорошо известного СУ. Он был примечателен тем, что многократно врывался в деревушки, отчего гонять приходилось в узком коридоре бесшабашных зрителей, словно мечтавших пасть смертью храбрых под колесами. На КВ я прошелся по машинам и изучил результаты в своем классе. Не было никаких опасений - «81-й» что-то начудил на первом СУ и оставил там две с половиной минуты, остальные ехали довольно ровно, но все проиграли нам от 12-ти до 35-ти секунд. Заполнив свою табличку, я показал ее Сашке.
- Интересно, как едет Педерсен? - Нигай ткнул в свободную графу с номером «4».
- Быстро, я думаю...
        Второй, мучительно долгий «доп» мы проехали тоже довольно уверенно, но посмотрев на результат я ужаснулся. За несколько предыдущих лет мы проходили этот СУ на гонках 9 раз, и я точно помнил, что лучшим нашим результатом было время 13.01. Впрочем, и ниже 13.13 тоже никогда не было. Сейчас же в нашей карте стояло - 13.26.
- Стареем, брат... - сказал я со вздохом Нигаю.
- Мне кажется, что они перекрыли некоторые срезки по обочинам, - ответил он.
        Сашка оказался прав. Потом мы сравнили результаты других известных нам участников и поняли, что все они «привезли» к своим бывшим достижениям по 10-15 секунд. Что касается класса, то отрыв от конкурентов еще немного возрос.
        На выезде со второго СУ мы вдруг увидели печально стоящего Фролова, а чуть поодаль синела левым боком «субару» Аксакова. Так как, между нами был целый час, то наличие на обочине товарищей по команде приводило только к одной мысли - они уже «приехали»...
        ...Аксакову во Франции не везло постоянно. То ли место это было какое-то заколдованное, то ли асфальт не являлся его стезей, но Сергей устраивал среди бургундских холмов регулярные кульбиты, после чего машина отправлялась на трейлер, а экипаж - в бар, заливать неудачу пивом. На этот раз Аксаков убрался в довольно непонятном месте. В одной из деревень, куда «доп» буквально влетал с нескольких прямых, чуть сдобренных «двойками-тройками», получаемый огромный ход необходимо было кардинальным образом гасить, чтобы попасть в «пятый» поворот, в вершине которого находилось капитальнейшее строение из средневекового булыжника такой неимоверной крепости, что малейший промах в расчетах и исполнении неизбежно приводил к списанию автомобиля даже несмотря на то, что организаторы превентивно обкладывали стену стогами сена. Жалея ход, мы стандартно заходили в этот поворот пошире и, максимально резали его, прыгая внутри с полуметровой ступеньки. Поворот был настолько сложным по исполнению, что когда он оставался позади и перед почти остановившемся экипажем открывался идущий вниз прямик с нечитаемым «левым один» и завершаемый через двести метров «правым один на левый три», пилот волей-неволей терял бдительность и пытался разогнаться максимально быстро. На этом и «попался» Аксаков... Преодолев «пятерку» и услышав от штурмана несложное на слух продолжение полета он удавил «субарины жабры» до пола и только входя в злополучный, кажущийся мелочью «правый один» понял, что «левый два» уже не станет частью его траектории. «Субару» «размоталась» и со всего маха приложилась правым крылом в свежевыкрашенный металлический отбойник. К счастью местные строители не схалтурили и отбойник, хоть и превратился в подобие удава, пытающегося повергнуть в асфиксию Давида, но не пропустил «импрезу» в двадцатиметровую пропасть с мерно протекающей внизу речушкой...
- Опять?! - голосом волка из мультфильма «Жил-был пес» прохрипел я Фролову.
- Да... - он махнул рукой. - Мои снова начудили... Вы-то как?
- Тошним по-маленьку...
- Знаю я вашу тошноту...- Андрюха махнул рукой и медленоо, опустив плечи, пошел к «субару».
        ...Третий, заключительный «доп» первой части ралли, и он же - первый, не стал «новой вехой» в нашей жизни. Понимая, что второе место в классе - это лучшее из возможного для нас на сегодняшний день, мы прокатили его стандартно, не пытаясь никого удивить или излишне рисковать. Быстренько обслужив машину перед постановкой ее на ночь в «закрытый парк» мы вернулись по легенде к месту старта, сдали контрольную карту и, запарковав машину в ЗП, направились изучать результаты первого дня. У стенда уже толкались гонщики, но нам удалось пролезть вперед. Впрочем, ничего неожиданного мы не увидели. Кит-кар Педерсена «вез» нам минуту, мы, в свою очередь, выигрывали полминуты у третьего в классе и занимали 23-е место в абсолюте, и хотя за нашей спиной расположилось больше ста иностранных фамилий и четыре десятка машин из высших классов, это обстоятельство не радовало. Были у нас времена и лучше...
- Голый стандарт... - вздохнул Сашка.
- Влезем в двадцатку, если дергаться не будем, - заметил я и побрел к ожидающей нас «ивеко».
        По дороге меня остановила помощница Жулье с каким-то толстым, лысым мужиком в шортах.
- У месье Жулье есть просьба! - обратилась она ко мне по-английски.
- ?
- Это, - она указала на своего спутника, - представитель французского отделения «Евроспорт». Они хотят завтра установить к вам в машину видеокамеру.
- Хорошо. Наш старт - в 9.21. Поэтому пусть подходят к 8.30.
- О'кей!
- И еще - надо иметь разрешение от организаторов на вход в закрытый парк раньше положенных десяти минут до старта.
- Да! Это все улажено!
- До завтра...
        ...Вода в душе на этот раз была просто холодной. Только вытираясь большим белым полотенцем, подарком моего друга из Нью-Йорка Женьки Холоденко, я понял, что устал. Вернувшись в комнату, я рухнул на стул и открыл бутылку «перье», привезенную Катериной и Гришей Кузьменко, русским, работающим в Швейцарии и приехавшим посмотреть на нас. Мы немного поговорили о жизни. Нигай сидел на кровати и изучал легенду завтрашнего дня. В комнату, шлепая мокрыми резиновыми тапочками и с обвязанной полотенцем головой вошел Фодин.
- Можешь ничего не учить! - заявил он с порога Сашке.
- Почему?
- Потому, что вы доедете и все будет в порядке.
- Ты что, договорился с Гоподом Богом?
- Нет... Третьей неприятности не будет. Она уже состоялась с Аксаковым. Теперь все будет «ор лайт»!
- «Ол райт» , - поправила Катя.
- Какая разница! «Мойте шеи под медали» - кажется так ты любишь говорить, «очкарик»?!

10. Неделя развлечений. (Воскресенье. Утро)

        Кто бы знал, как я не люблю гоночный комбинезон. Мало того, что он быстро пачкается, а регулярная стирка придает ему вид любимой половой тряпки уборщицы Марьи Петровны, которой она пять последних лет ежедневно намывает пятнадцать лестничных пролетов и два коридора, так к тому же какой-то умник распорядился сделать его несгораемым. К счастью, мне не пришлось испытывать выдающиеся огнеупорные качества материала итальянской фирмы «Sparco», и, кроме того, я являюсь твердым приверженцем теории, согласно которой: лучше быстро сгореть заживо, чем потом мучиться всю оставшуюся жизнь с ожогами третьей степени. Трогательная забота о противопожарной безопасности привела к тому, что комбинезон представляет из себя трикотажное изделие, которое можно более-менее использовать при температуре от 15 до 20 градусов Цельсия. В остальных случаях ты или замерзаешь, как одичавший полярник, либо, обливаясь потом, чувствуешь себя потомственным сталеваром, стоящим в пяти метрах от раскаленного мартена. К тому же ткань собирает всю влагу, к концу ралли комбинезон весит несколько килограммов и выглядит пыльным картофельным мешком, опущенным в бочку с огуречным рассолом. Кроме того, этот «символ автогонщиков» стоит столько, что цепко зажав в руке эквивалентную сумму и посетив какую-нибудь распродажу, можно прилично нарядить не только весь экипаж, включая механиков, но и пристойно одеть еще и половину судейской бригады. Поэтому, я терпеть не могу облачаться в эти садомазохистские вериги заранее, и освобождаюсь от итальянских оков в первые минуты после долгожданного финиша.
        Сидя в «ивеко» и натягивая на себя еще мокрый после вчерашнего «пролога» ненавистный комбинезон, я косил одним глазом на стартовый протокол, изучаемый что-то жующим Нигаем . Первым после регруппинга был Ботто, несмотря ни на что успешно «насадивший» на своей старенькой, но совершенно ненормальной, «внеклассовой», заднеприводной Renault 5 Turbo всем "киткарам", "меганам", "субарам" и "пежо макси". Монстры расположились за ним плотно прижавшиь друг к другу и было понятно, что время разведки у них кончилось. На этом фоне как-то не впечатлял наш соперник датчанин Педерсен, занимавший со своей выдающейся машиной лишь 14 место. Наш результат вовсе не выглядел позорным, а наличие позади синьора Гангани на «лянче», месье Данлу на «эволюшн 6» и многих-многих других двух- и двух с половиной литровых гонщиков, не говоря уже о соратниках в классе, если не наполняло нас гордостью, то уж, по крайней мере, не позволяло считать себя «лишними на этом празднике жизни». Разделявшие с идущим третьим классе французским экипажем N-84 добротная минута и пятнадцать мест выглядели столь неуязвимым запасом прочности, что мне казалось: ралли по существу закончились, ибо проиграть минуту, без напряжения выигранную за три «допа» можно только, остановившись посередине СУ и отправившись пить пиво в придорожное кафе. Уверенности дополняло то обстоятельство, что все соперники в классе, которых я с трудом находил в середине стартового протокола проигрывали нам стабильно на каждом «допе». Трудно было представить, что кто-то аккуратно «пристреливался» всю субботу напролет, чтобы наутро определиться с силой соперников и полететь, как МиГ-29. Исключение составлял 82-й номер, проигравший на первом СУ аж две с половиной минуты, но впоследствии выигравший у нас два других скоростных участка, привезя две и четыре секунды соответственно. Понятно, что этот экипаж вляпался на стартовом СУ в какие-то неприятности, но его последующие достижения, во-первых, скорее всего были порождены в большой степени отчаянием и раскрепощенностью людей, которым больше нечего терять, а во-вторых, боевые потери 82-го были так велики, что на их компенсацию ему требовалось не девять оставшихся «допов», а по меньшей мере неделя непрерывных гонок.
        Но все это было сухой теорией, которую так любят в интернетовских конференциях, где передачи переключают в точном соответствии с показаниями тахометра, а поворот налево расписывают с помощью составляющих векторов. В спорте же вообще, и в ралли особенно, теоретические выкладки и прогнозы - вещь неблагодарная. Как-то я поймал себя на том, что удивительно точно это несоответствие раллийной теории и практики описано, разумеется по другому поводу, у М.Булгакова.
        Помните?
"…- Но вот какой вопрос меня беспокоит: ежели Бога нет, то, спрашивается, кто же управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле?
- Сам человек и управляет, поспешил сердито ответить Бездомный на этот, признаться, не очень ясный вопрос.
- Виноват, - мягко отозвался неизвестный, - для того, чтобы управлять, нужно, как-никак, иметь точный план на некоторый, хоть сколько-нибудь приличный срок. Позвольте же вас спросить, как может управлять человек, если он не только лишен возможности составить какой-нибудь план хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, лет, скажем, в тысячу, но не может ручаться за свой собственный завтрашний день?… И вообще не может сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер.
- Ну, здесь уж есть преувеличение. Сегодняшний вечер мне известен более или менее точно. Само собою разумеется, что, если на Бронной мне не свалится на голову кирпич…
- Кирпич ни с того, ни с сего, - внушительно перебил неизвестный, - никому и никогда на голову не свалится. В частности же, уверяю вас, вам он ни в коем случае не угрожает. Вы умрете другой смертью… …Да, мне хотелось бы спросить вас, что вы будете делать сегодня вечером, если это не секрет?
- Секрета нет. Сейчас зайду к себе на Садовую, а потом в десять вечера в Массолите состоится заседание, и я буду на нем председательствовать.
- Нет, этого быть никак не может, - твердо возразил иностранец.
- Это почему?
- Потому, …что Аннушка уже купила подсолнесное масло, и не только купила, но даже и разлила. Так что заседание не состоится.»
        Ассоциации с гонками, возникшие у меня в связи с беседой Воланда с Берлиозом и Бездомным, разумеется не имеют под собой такой печальной основы, как внезапное отрезание головы трамваем, но тем не менее, если в футбольном матче сборных команд Бразилии и цеха N3 Забабаевской фабрики мягкой игрушки результат все же известен заранее с абсолютной точностью, то при кажущейся стопроцентной гарантии победы Карлоса Сайнса над Петей Тютькиным, это отнюдь не так. Никто не застрахован, что на дороге не окажется железяка и разорванное колесо станет причиной вылета в вековой дуб или, что одна из тысяч деталей машины вдруг не сломается пополам и сделает дальнейшую поездку невозможной. Так или иначе, но в данном случае, ни предельная осторожность, ни гарантированная Фодином исправность основных узлов и агрегатов не позволяла «расслабиться и получать удовольствие».
        Забегая вперед, скажу, что в конце концов, два последних «допа» вдруг все перемешали и сделали для нас концовку ралли настоящим боевиком с погонями… И самое интересное - виной этому, как ни парадоксально, оказалась именно то, что наши преследователи находились на значительном отдалении от нас. Окажись они после регруппинга рядом - все было бы куда проще…
…- А где мои очки? - спохватился Нигай, закончив водить пальцем по протоколу.
- Держи свои иллюминаторы, - Фодин протянул ему очки, валявшиеся на торпеде «ивеко». - А то будешь бродить на ощупь, как Паниковский.
- Наоборот, поедем намного быстрее. Не так страшно будет.
- И Педерсена оттопчешь?
- Вряд ли… - заунывно ответил Шура, - «Минуту восемь» у этого датского «кит-кара» нам не отыграть…
- Может гвоздок какой или собачка бездомная прошмыгнет, - с надеждой произнес Серега.
- Ладно, - оборвал я эти утопические размышления. - Пойдем.
        У входа в «закрытый парк» уже топтался толстяк в шортах и|, завидев нас радостно замахал руками. Рядом с ним стоял какой-то дедуган, обвешанный сумками с аппаратурой. Нас пропустили к машине. Открыв заднюю дверь «опеля», я указал рукой внутрь, что означало - «давайте, устанавливайте свою камеру». Телевизионщик с трудом забрался на запаску и принялся крепить какую-то планку на дуги безопасности.
- Слышь, - почему-то шопотом сказал Нигай, - ты уточни у них - ежели мы куда уберемся и ихнюю камеру в корку от банана превратим, то ущерб с нас брать не будут?
- Что с тебя взять, кроме очков? Не волнуйся - у них все застраховано.
- Ну, ладно, - как-то не слишком оптимистично согласился Сашка.
        Наконец, небольшая видеокамера была закреплена в машине и толстяк принялся мне объяснять принципы ее включения. Выяснилось, что для запуска и остановки кассеты мне предстояло два раза - перед началом и после окончания СУ - бегать к задней двери, открывать ее, нажимать на кнопку, после чего возвращаться на свое «рабочее место». Управление камерой было элементарно, но француз повторил свои объяснения раза четыре, видимо полагая, что ни одного инструмента, сложнее серпа и молота, нам в руках держать не приходилось. Наконец, процедура была закончена и мы отправились к выходу из ЗП.
        …Вообще, находясь внутри машины очень трудно воспринимать ход гонки. Замкнутое пространство лишает возможности представлять скорости других участников и лишь беглое сравнение результатов на КВ дает какую-то информацию о ходе ралли. Теперь же, после перегруппировки, положение стало более сложным, ибо я ориентировался по результатам окружавших нас соперников из других, более высоких классов, а «однокашники», прибывавшие на КВ значительно позже оставались вне поля зрения. Лишь после третьего «допа» был часовой перерыв и ренорминг, где обычно висели протоколы прошедших СУ. Поэтому, начиная с первого скоростного участка пришлось чуть подвинуть грань опасности и осторожничать меньше.
        Основной этап шел своим чередом. Нигай ехал уверенно, смело срезая «пятерки» по нарытым предыдущими участниками обочинам и предельно поздно начиная торможения перед очередными поворотами. Коробка, хоть и гремела внутри своими замысловатыми прямозубыми шестернями, но уверенно держала экстремальные понижения с шестой до второй передачи, да и мотор не подавал никаких признаков скоропостижной кончины, хотя масло на длинном «допе» разогревалось до 160 градусов, а стрелка тахометра не покидала зону семи с половиной тысяч оборотов. После каждого СУ Фодин целеустремленно обслуживал машину, доливал бензин, проверял жидкости, давление в колесах, но ничего кардинального, даже отдаленно похожего на капитальный ремонт не намечалось. Даже выуженная в муках Pirelli не держала дорогу хуже и пока не требовала замены. Становилось все жарче и асфальт поплыл битумом. Это требовало поправок на скольжение, но принципиально ничего не меняло. На изученном уже до тонкостей двадцатикилометровом «допе» мы перешли к упрощению стенограммы, пропуская некоторые связки с «единичками» и «двойками» и заменяя их на «полный газ до знака, пятьдесят правый четыре». Был на этом СУ участок, состоящий из восьми, следующих одна за другой «шестерок» и «семерок». Скорость там была невелика, поэтому я перешел к вольностям - «левый-правый» без обозначения крутизны и только в последнем принимался диктовать дальше по стенограмме. Так как, все оставшиеся СУ повторялись три раза, а «длинный» был прохвачен еще и вчера, можно было уже прикинуть собственный прогресс. Мы стабильно «везли себе» несколько секунд с повторяемого «допа», что радовало стабильностью и позволяло оптимистично смотреть на положение в классе. Все шло по написанному заранее сценарию и вмешаться в это распределение усилий мог только случай.
        После трех спецучастков мы сдали машину в очередной закрытый парк на часовой перерыв и устремились к табло результатов. Чудес не произошло. В абсолюте нам удалось обойти четыре экипажа из N4 и А7, но проиграть французам на «хонде интегре». В классе тоже все было тихо: датчанин потихоньку уезжал от нас, мы - от остальных. Довольно сильно ехал бедолага 82-й, но реально он не мог нам помешать стать вторыми.
- Как там наш корефан Буденный? - спросил за спиной Фодин, которому плотная стена из спин гонщиков мешала посмотреть вывешенные на стенде протоколы.
- Тошнит, усатый, - произнес Нигай, с трудом найдя прототипа героя гражданской войны на девяносто третьем месте.
- А Данлу?
- У него были какие-то сильные проблемы. Теперь ему будет трудно...
- А Ботто все равно всем везет, - Нигай выбрался из толпы. - Старенькая у него пушка, но заряд страшный. Вот вам и «классика»!
        Мы направились к кафе, оккупированное свободными гонщиками, которые громко разговаривали и пили воду.
- Может пивка? - прищурив глаз спросил я Сашку.
- Не... Вот финишируем, тогда и наклюкаемся!
- Ты глянь! - обратился я к Сереге. - Под влиянием многочисленных аварий у Нигая в отмороженной голове начали появляться мудрые мысли! Еще пара подбитых вражеских машин и его можно будет направлять на защиту докторской диссертации.
        В кафе было совсем душно. Мы быстро взяли по бутылке воды со льдом вышли на раскаленную, но хоть чуть-чуть продуваемую горячим ветром улицу.
- Вы, русские? - послышалось сзади.
        Мы обернулись и увидели мужчину лет пятидесяти с седыми волосами и пышными вислыми усами, одетого в синий комбинезон OMP.
- Да.
- О! Москали! - дядька хлопнул Нигая по плечу. - А я украинец! Родители из-под Львива, увезли меня еще малым. Ну, как там у вас?
- По разному, - уклонились мы от прямого ответа.
- У вас 83-й номер? Такая вся в квадратиках? - он говорил со страшным акцентом, но все же понятно.
- Да, она самая...
- Мне кто-то сказав, шо вы гарно гоняете! Давайте робяты, не подводите славян!
- Стараемся по мере сил... А Вы тоже участник?
- Да, но я так... игрушки. Сейчас в восьмом десятке. У меня «пежо-205»...
- Ага, - злобно процедил Нигай, - знакомый автомобиль...
- Надолго сюды?
- Так вот закончим к вечеру и - «до дома, до хаты»...
- А может заидыте до мене? Я под Дижоном живу на ферме. Горилки под сало врежем, поживыте день-другой?
- Нет, не получится, - сказал Фодин, глядя на воспрянувшего духом Нигая, которому приглашение было явно по душе. - А не разучились еще сало делать?
- Ну, как такому можно разучиться?! Специально хряков кормлю, чтоб с прожилкой, со слезкой...
- Ой, не надо, батя, - воскликнул Сашка. - А то я слюнями захлебнусь... Ты давно на Родине-то не был.
- Быв-быв... Три рокив назад последний раз. Хорошо там у вас, привольно, люди добрые... Только бедно...
- Да и здесь, вроде, не с топорами друг за другом гоняются.
- Не, здесь тоже хорошо, спокойно, хлебно, но... чего-то не хватает...
        В это время мы услышали рев мотора Ботто, стартовавшего первым и попрощавшись с украинцем побрели к закрытому парку.
- Вот всегда так, - бубнил Нигай. - В Италии словаки звали на пивной завод погостить, в Бельгии - наш же парень Костенко из Люксембурга просто умолял пожить на винной плантации, тут - нормальный хохол зазывает горилки попить! Так, нет! Нам все домой надо по быстрее! Какие вы руcские?! Вы уж забыли, когда стакан-то поднимали с чем-нибудь толковым... Все - «перье», да «кока-кола»... Тьфу! Сейчас как разгонюсь, и... поеду на ферму сало трескать!
- Ты угомонись, борец за идею! - сказал я. - Поехали, лучший друг славянских эмигрантов! У нас тут дело есть еще на шесть «допов», а потом, хоть в сардельку упейся...
- И упьюсь, - обиженно пробурчал Шура, доставая из карманов перчатки.
        Очередные три СУ прошли в том же «темпе вальса», но правда с парой неудачных попыток убраться с трассы, что уже говорило о перегреве и износе передней резины. После девятого «допа», перед последней секцией расплавленные слики были заменены на совсем новенькие, что придало нам определенной уверенности. Теперь каждый СУ становился последним в гонке, и это позволяло нам выкидывать вместе с отъезженной легендой и части стенограммы. Первым заключительным залпом был короткий пятикилометровый СУ, ключевым местом которого был сумасшедший полуторакилометровый спуск с «двойками-тройками», требующий точнейшего управления, ибо «уйти» на таком ходу можно было только далеко и безвозвратно. Мы промчались его отменно, выиграв у себя почти десять секунд, что для такой дистанции было многовато. Вообще, мы всегда быстрее ездим к концу ралли. Это объясняется не столько какими-то особенностями, сколько отсутствием тренировок, и появлением с каждым километром все большего «наката». Расстояния между СУ были короткими, средняя на КВ - мизерная, и мы могли проводить у технички почти полчаса. Стоя в тени серого каменного дома, мы потягивали «перье», как вдруг сзади подлетел 84-й номер - французы Вентурини и Мюллер, которые ехали пока на третьем месте в классе. Штурманша выскочила из мшины и подбежала ко мне с контрольной картой и расчерченной табличкой А6. Я бегло посмотрел результаты, дав на обозрение свои расчеты и убедился, что все пока сохраняется - 84-й проигрывал нам почти две минуты, но здорово подкрался 82-й - Бьюри на Citroen Saxo, отыгравший-таки у всех свои две с половиной стартовых и отстававший от Вентурини на сорок секунд.
- Ну, и ладненько, - сообщил я Шуре. - Можешь экономить бензин - 1.57 от ближайших преследователей. Поехали.
        Мы сели в машину и с чувством собственного достоинства направились на предпоследний «двадцатикилометровик». И тут началось...
        ...Ливень пошел так внезапно, словно пьяный водопроводчик из господней резиденции разом открыл все краны. Он шел не струями, не каплями - это был небесный поток. Шоссе моментально превратилось в одну сплошную лужу - вода попросту не успевала с него стекать. Сухие слики перестали слушать руль и машину при малейшей передозировке газа несло всеми четырьмя колесами неизвестно куда.
- Вот тебе и на... - грустно заключил Нигай, отчаянно борясь с неуправляемой машиной.
- Остальные тоже вряд ли успели переобуться, - подумал я вслух.
- Угу, - отозвался Шура.
        Я представил Фодина, пинающего в техничке никчемную дождевую резину и мне стало грустно. Между тем мы доехали до старта «допа», и по дороге на КВ я успел заметить, что все, стоящие впереди машины «обуты», как и мы в «сухие» колеса....
        ...Этот «доп» был страшным. Бедный «опель» скользил в поворотах, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь на дороге. Ему явно хотелось развернуться и прилечь отдохнуть под ближайшими кустами, но Сашка каким-то чудом возвращал его на путь истинный. Аквапланирование было не внезапным - оно было сплошным и губительным для легкой машины на широких колесах без протектора. Мне казалось, что листов стенограммы стало вдруг втрое больше и заложенная контрольной картой последняя страница упрямо не желала приближаться. К середине «допа» дождь прекратился так же внезапно, как и начался, из-за черных туч выглянуло солнце и дорога стала моментально просыхать, но сплошные лужи сменил пар, за которым не было видно ни поворотов, ни черта лысого. Я читал стенограмму, ориентируясь не на молчавшего в напряжении Нигая и не глядя на полотно тумана, а лишь по ощущениям кренов машины, говоривших, что мы прошли очередной поворот. К последнему километру вдруг все кончилось - перед нами оказалась чуть влажная, цепкая дорога и мы финишировали на полностью открытом газу. Пот катился градом из-под ненавистного шлема. Мы молчали, не зная, что сказать друг другу.
- А ведь 84-й едет за нами в пятнадцати минутах... - наконец, произнес я.
- Да, он поедет по сухому асфальту, - ответил Сашка. - И 82-й тоже.
- Будем их ждать. Надо определиться. - Я вылез из машины и в сердцах буквально содрал с головы шлем.
        Серега не задавал нам вопросов, видимо понимая, что что-то произошло. Катерина молча протирала стекла. Наконец, через мучительно долгий промежуток времени подлетел Вентурини. Мы стали сравнивать расчеты. Мюллер немного говорила по-английски, и я узнал, что никакого намека на мокрую дорогу у них не было. И это всего через 15 минут после нас! Результаты были ошеломляющими - от нашего преимущества не осталось ничего - перед последним «допом» наши результаты с 84-м были одинаковы!
- Зеро-зеро! - воскликнула Мюллер и злорадно улыбнулась.
- И не говори... - процедил я.
        В эту минуту приехал Бьюри. Тот проезжал «доп» еще позже, и его результат был еще лучше. С 82-м нас разделяли двадцать секунд. Это было не страшно. Но Вентурини!
        Вот так двухдневные ралли превратились, по своей сути, в гонку на четырех километровом с небольшим СУ «глаз в глаз». И убрать на нем ногу с газа уже не было никакой возможности. Предстояла езда «на все деньги» с высокой ставкой, равной второму месту...


11. Неделя развлечений. (Воскресенье. Вечер)

        Я промямлил «мерси», забрал контрольную карту и махнул рукой. «Опель» медленно подъехал к КВ, я залез внутрь и начал застегивать ремни, выуживая их за спиной и соединяя в круглый замок. Щелкнул фиксатор разъема переговорного устройства.
- Ну, как дела?
- Нормально, - отозвался в ушах голос Нигая.
        Я открыл единственную оставшуюся в тетради стенограмму. «ES- 6,9,12. Bussy. 4.8 км» было написано сверху. Дальше шли значки, которые я уже знал почти наизусть. Машина подъехала к старту «допа», и я просунул в приоткрытое окно контрольную карту. Судьи проставили в ней время старта и, с улыбкой вернув, показали, что осталась минута. Нигай кивнул. «Тридцать секунд», - показал жестом стартер. Я опустил голову и произнес:
- Сто, левый два, сто пятьдесят.
- Понял, - ответил Сашка, щелкая тумблерами второго бензонасоса и принудительного включения вентилятора и начал играть газом.
        Рука судьи, сжатая в кулак, появилась перед лобовым стеклом, и из нее начали вылетать пальцы - пять, четыре, три два, один…Рука взлетела вверх и «опель» со страшным «прогревочным» буксом рванулся вперед. Вторая передача, третья, четвертая, пятая… Мы пролетели поворот, шестая…
- Сто пятьдесят, левый четыре, пятьдесят правый два, двести.
- Понял .
        …Пятая, четвертая. «А где же третья?» - мелькнуло у меня в голове, но «машина» уже проезжала «четверку» со скоростью близкой к «тройке», вылетела двумя колесами на обочину, но утопленный в пол газ заставил ее вернуться на асфальт. Пятая, поворот, шестая…
- Двести, правый пять, десять, левый три, сто.
- Понял.
        Шестая, пятая, четвертая, третья… Машина быстро осадилась, прижалась к наружной обочине и резко сменив курс к внутренней кинулась на ее абордаж, пролетела колесами по траве и вышла на внешний радиус, удерживаясь полным газом… Четвертая, следующий заход в вираж. «Что он делает!» - мелькнуло в голове.
- Сто, левый один на правый три, трамплин, на четыре, двести.
- Понял.
        Повороты летели под колеса и каждый из них был словно последним. «Опель» боролся, как мог с этими, невыученными нами по жизни, ненавистными и упрямыми законами физики, которые удерживали его на дороге в маленьком шаге от собственного бессилия и покорности стихии. Эта граница, за которой покоренные силы становились непокоряемыми в наступивший решающий момент была настолько зыбкой, непохожей на неприступный рубеж разделявший нас с невозможным все предыдущее время, проведенное на трассе, что малейшая неточность, ошибка или небрежность неизбежно привели бы к пересечению грани, когда человеческая воля, разум и умения становятся в зависимость только от провидения и удачи. И хотя наша маленькая машинка умела прощать гонщикам очень многое, но исправить всех промахов она была не в состоянии.
        Я успевал увидеть расположившихся в наружных поворотах зрителей, вдруг спинным мозгом ощущавших, что летящая в них машина просто не успевает снизить скорость для захода в вираж и в панике пятящихся назад. Только когда «опель» на недоступном «простым смертным» автомобилям, неимоверно коротком отрезке все же оттормаживался и исчезал за поворотом, они облегченно выдыхали затаенный от напряжения воздух и возвращались на обочину.
- Пятьдесят, левый четыре на правый три, сто.
- Понял.
        Голос Сашки, звучащий в ушах и перекрывающий рев надрывающегося мотора был тем не менее спокоен, и хотя ему приходилось делать свою работу по совершенно иному графику и с другими параметрами, но в его действиях не было суеты и нервозности. Это успокаивало и меня, ибо намного страшнее не иметь под руками элементов управления машиной и зависеть от воли напарника, чем бороться с дорогой самому. В сложных связках я уже не успевал, как обычно взглянуть на трассу и читал стенограмму «под ногу», ориентируясь на «отмашки» Нигая и собственные ощущения. Секундомер на приборной доске неумолимо бежал вместе с нами по дороге, семеня красными цифрами секунд и, казалось, что сейчас они меняются на черной шкале быстрее обычного.
        В одном из «обратных» поворотах Сашка немного заузил заход, ведущие колеса сорвались в пробуксовку и машину потащило в наружный кювет, но вовремя брошенный газ, моментально включенная первая передача и, вновь полностью открытый акселератор вернули ее на шоссе и, кокетливо повиляв снесенным задом, она бросилась прочь от опасного места. Я чувствовал, как до красноты разогреваются тормозные диски, делая педаль тормоза мягкой, словно проваливающейся в расплавленную вату, как разогретые «слики» липнут к асфальту, оставляя на них в «ходовых» поворотах, когда колеса почти касаются дороги дисками черные, дымящиеся полосы. Я смотрел на приближающуюся к красной черте стрелку температуры масла, но все это уже не играло роли, ибо сохранение средств для достижения цели уже не имело никакого значения. Важно было только одно - как можно быстрее достигнуть долгожданного щита с нарисованным на нем красным флагом...
        Лихорадочно перевернув очередную страницу стенограммы, я краем глаза увидел внизу букву «Ф», обведенную кружком. Осталось полкилометра безумия...
- Четыреста, финиш, на левый пять.
- Понял.
        «Опель» словно присел на выходе из последнего поворота и заворачивая в дугу стрелку тахометра понесся к финишу. Пятая, шестая... Вот появился впереди долгожданный щит и пора тормозить, чтобы попасть после него в «пятерку», но мотор упрямо раскручивался до отсекателя.
- Правый пять! Не успеешь! - почти закричал я в двадцати метрах от заветной черты.
- А пое..ь! Прорвемся! - раздалось в шлеме.
        «Опель» пересек линию и, получив удар в челюсть в виде четвертой передачи с шестой и следом, вдогонку, вторую, принялся разматываться по дороге, тщетно пытаясь угодить-таки в уходящую влево под прямым углом дорогу. Зацепив траву на обочине, Сашке все же удалось стабилизировать машину, и мы медленно подкатились к судьям. Я просунул в приоткрытое окно контрольную карту, получив в ответ смрадный запах горящих томозных колодок. Тщетно стараясь победить кипящий в крови адреналин я, в ожидании вынесения вердикта, стаскивал шлем и расстегивал ремни. Наконец, улыбающаяся дама, произнеся «оревуар», вернула мне лист.
- Четырнадцать секунд себе! - сообщил я. - Если бы так все время, то можно бы было с оптимизмом смотреть в будущее.
- Где ж взять сил-то на «все время», - откликнулся Сашка, отъезжая от судейского пункта и тоже снимая на ходу шлем. - Это ж тренироваться надо... А мы-то все машины «чайникам» чиним...
- Но кушать тоже хочется.
- Что верно, то верно... Поэтому, уж как умеем. Тихим сапом.
- Вставай к Фодину и будем ждать французов, - я завидел стоящую на обочине «ивеку» и отчаянно махавших нам Серегу и Катю.
- Можем не ждать. Все в порядке.
- Уверен?
- Как говорит наш сосед по гаражу Василий, меняя в восьмой раз маслосъемные колпачки: «ну, теперь-то верняк!».
        Серега принялся открывать капот, и мы начали выбираться из машины.
- Чего там смотреть-то? - сказал я. - Долей бензина и порядок.
- Еще надо до КВ доехать...
- Тридцать километров... Доползем.
- Я лучше посмотрю... - Серега принялся что-то шебуршить в двигателе. - Ну, как?
- Нормально... - протянул Нигай и потянулся к пивной бутылке, которую держала в руках Катерина.
- Слышь, погоди еще разговляться! - я отстранил его руку.
- Может ты доедешь?
- Да у меня на твоем сиденье ноги к ушам прислоняются... Хорош чудить.
        Из-за поворота показался 82-й. Французы остановились сзади «опеля» и подошли к нам. Я вручил Мюллер контрольную карту и забрал ее.
- О! - воскликнул Вентурини, заглядывая через плечо штурмана в наш результат.
- А ты что думал, басурманин, - заметил из-под капота Серега. - Сколько они слили?
- Шестнадцать, - сказал я, возвращая Мюллер документы.
- Сколько?! На пяти километрах-то? Они, что - ужинали по дороге?
- Это я летел, как горный орел! - завил Нигай, отхлебывая-таки из бутылки.
        В это время подъехал Бьюри.
- Ну, тут тоже... - сообщил я, изучив его результаты, - но Вентурини они между тем на этом «допе» дернули...
- Да, Saxo быстрая машиненка, - заявил Шура, опять прикладываясь к пиву.
- Ты поаккуратнее - там еще слалом ездить!
- У них норма - 0.4 промилле! Это - стакан водяры!
- Ладно, поехали... Подтягивайтесь на финиш.
- Да, мы за вами, - Фодин принялся загружать в «ивеко» инструменты...
        ...Перегон к финишному подиуму был длинным. Солнце приспустилось к горизонту, наполнив все ядовито-желтым, краснеющим колером. «Опель» катился по ухоженному шоссе сердито урча на нас за произведенную экзекуцию. Сзади пристроилась «ивеко», и в боковое зеркало был виден Серега в неизменной синей майке и черных очках, а рядом подуставшая с непривычки Катерина со своими неизменными атрибутами - маленькой бутылочкой «Кантенбрю» в одной руке и «Мальборо лайтс» в другой. Мне вдруг стало жаль, что все кончилось. Жаль не потому, что хотелось еще поноситься по «шалонским холмам», а потому, что, наверно, мы ехали к этому, привычному французскому финишу в последний раз. Состарилась машина, начали стареть и мы... Мимо проносились другие гонщики, приветственно включая «аварийки», а мне казалось, что их габариты моргают нам на прощанье.
        До отметки оставалось полчаса, и я порекомендовал Нигаю чуть нажать, так как перед финишем нам предстояло насквозь проехать длиннющую улицу с двумя десятками светофоров. «Опель» недовольно фыркнул, но подчинился. Наконец, оставив Фодина в стороне, мы свернули под знак полицейского, останавливающего встречный поток для пропуска раллистов, налево к Parc Exposiсion, притормозили у судейского пункта, сдали контрольную карту и въехали на подиум.
- Экипаж 83. Россия! - донеслось из динамиков, и под еще больше исковерканные собственные фамилии мы велезли из машины и подняли руки, как того требовал этикет.
        Ралли кончились. Правда, предстояло еще побаловать пару тысяч собравшихся зрителей неофициальным слаломом по огромному паркингу рядом с выставочным центром. Там было где разогнаться и поэтому сносить машину «ручником» в угоду толпе было нетрудно. В последнем обратном повороте Шура не рассчитал и, зайдя слишком быстро и узко поставил машину на два колеса. «Опель» пару секунд «подумал» - вернуться ли ему на дорогу или завалиться на крышу, но его английское благоразумие взяло вверх и под рев взволнованных этим трюком «тиффози» он плюхнулся на колеса и был тут же направлен в закрытый парк...
        ...Мы вышли на площадь, по которой бродили прибывшие участники. Два огромных телевизора показывали недавно отъезженные скоростные участки. Я протиснулся сквозь столпотворение у табло с результатами. Ботто в дождь на «классике» все же слишком сильно проиграл датчанину Пилгарду и шведу Енсену на «киткарах» «Пежо 306 макси» и не смог отыграться на последнем «допе». Вообще, каприз природы внес большую сумятицу, позволив тем, кто ехал «по суху» отыграться. Судя по всему, мы тоже потеряли на этом пару мест в абсолюте, но разницы между 19-й и 17-й позицией из 82-х финишировавших участников, в принципе, не было никакой.
- А на последнем-то СУ мы ничего колбасили, - сказал пролезший вслед за мной Сашка. - И Педерсену чуть не насадили...
        Действительно датчанин, финишировавший в итоге 13-м, приехал с нами нам на двенадцатом «допе» в одну секунду, а наше абсолютное время на этом СУ было аж седьмым.
- Это он не нажимал, - успокоил я Шуру.
- Это я - летел!
- Ладно, ладно... Птиц ты наш быстрокрылый...
        Мы добрались до «ивеко» и поехали в гостиницу. Боже, с каким же наслаждением я стащил с себя ставший тяжеленным промокший насквозь комбинезон и залез под ледяную воду! Нигай тоже фыркал за перегородкой и фальшиво насвистывал какую-то мелодию. Фодин уже скипятил чайник и разливал кофе.
- Пора по пивку! - Закричал с порога Сашка и тут же выхватил из картонного ящика бутылку.
- Смотри, еще на сцену выходить! - предупредил я его.
- Все под контролем, - Нигай залпом проглотил пиво и потянулся за следующей бутылкой. - Задачи выполнены в точном соответствии с планом, могу и расслабиться...
- Я к тому, что насколько мне известно, после награждения будет фуршет, а потом мы едем к Лене, где Жан-Франсуа приготовил нам пиццу и сорок литров «бургундского»...
- Ну, надо еще и водочки c собой взять... - предусмотрительно сообщил Шура.
        Я прихлебывал кофе, и тяжкие думы овладевали мной. Я вспоминал наивных|, начинающих «раллистов авто.ру», мучающихся над дилеммой, как прикрутить допфары на бампер или какие амортизаторы поставить в «восьмерку», их бесконечные, смешные споры о регламентах и ВКВ, резине и штурманских подсветках, омологациях и КиТТе, восхищенные рассказы о проявленном героизме на трассах и расспросы «где и почем купить велокомпьютер»… Удивительно, но в связи с этим мной овладевало вовсе не самодовольство и чувство превосходства, а, напротив, грусть по безвозвратно ушедшему и липучая зависть перед начинающими с «нуля».
        Я вспомнил первую нашу «гоночную шестерку» с прогнившим полом и чадящим, убитым мотором, вспомнил ночные бдения на автобазе у первой «восьмерки», попытки что-то сконструировать и тяжкие разочарования, ночные поездки в Тольятти за более-менее приличными моторами, постепенный прогресс, аварии, поломки, переживания, попытки все бросить к чертовой матери…
- Ты помнишь, как все начиналось? - неожиданно спросил я Нигая.
- В смысле?
- Есть такая песня у «Машины времени»…
- Ты чего? - подозрительно, глазами психотерапевта посмотрел на меня Сашка и вновь примкнул к бутылке.
- Ничего… Грустно все это…
- Что грустно-то? Ну, не могли мы объехать этого датчанина…
- Да, я не об этом. Мы сделали все, что смогли. Просто жаль, что все кончилось…
        Дверь распахнулась и вошел Сергей Аксаков.
- Как говорил товарищ Огурцов: «А теперь заслушаем клоунов!» - привествовал его Фодин.
- Да, чуть не утопли… Ну, очкарик! Молодец! - Серега начал трясти Сашке руку. - А мы «фиат» в «херц» сдавали…
- И что?
- А то, что спидометр взад включить-то забыли и пригнали его на кордах, без масла в моторе и с пятнадцатью километрами пробега… Пришлось отнекиваться, дескать, совсем не было времени на езду - все по музеям, по выставкам…
- Приняли?
- А куда они денутся!
        …На огромной сцене на столах стояли кубки. Диктор громко вызывал победителей и выскопоставленные лица торжественно вручали их гонщикам. Каким-то образом в «президиум» затесался и Калашников, считавшийся у французов нашим главным организатором и вдохновителем. Тимофеич, катавшийся замыкающим по трассе на нашем «бимере», которым управлял выделенный для этого француз-водитель, задыхался от собственного достоинства и был похож на важного, надувшегося гусака. Мы сидели полукругом на расставленных стульях и аплодировали. После группы N пришла очередь группы А.
- За третье место в классе А6 награждаются Винтурини и Мюллер!
        Наши визави по дуэли на последнем СУ взбежали на сцену. Они были немного расстроены, но улыбались, принимая кубок.
- За второе место в классе А6, награждается экипаж из России - Александр Нигай и…
- Пойдем с нами! - повернулся я к Лене.
- Ты что!
- Пойдем, меня что-то на речь потянуло, но боюсь по-русски они не поймут…
- А! Ну, тогда конечно!
        Нам сильно аплодировали. Пожалуй, даже больше, чем победителям в абсолюте. Русские, отмотавшие 3000 километров из страны, где по мнению большинства присутствующих царствовали холод, голод и бандиты, русские, странные, немного замкнутые, до сих пор таинственные люди, каким-то образом сумевшие пробиться наверх - все это добавляло нам имиджа.
        Я поднялся на сцену вслед за Нигаем, сжимая в руке большую гжельскую статуэтку, наполненную водкой. Кубок нам вручал сам Жулье. На моей памяти он делал это уже в четвертый раз. Потом нам вручили еще один кубок - за волю к победе. После этого вызвали экипаж Педерсена, и мы пожали датчанам руки. Когда аплодисменты утихли я попросил у ведущего микрофон.
- Дамы и господа! - я удивился нервозности своего голоса и для успокоения пару раз глубоко вздохнул и приподнял гжельский сувенир. - Во-первых, я хочу вручить этот приз, экипажу, который занял место вслед за нами в классе в знак уважения к их бескомпромиссной борьбе. Это, конечно же, русская водка, надеюсь, она несколько скрасит их огорчение.
        Вентурини смеясь принял статуэтку.
- Но это не все… - я сделал паузу. - Я хочу поблагодарить тех, кто смог сделать наше появление на этой сцене, а главное, сумел заставить вас вспомнить, что наша страна еще кое-что может. У нас нет спонсоров - у нас есть друзья, которые из чистых побуждений, из любви к своей Родине, из желания сделать то, чего порой не могут сделать политики, экономисты и дипломаты, возродили лучшие русские традиции и отправили нас защищать честь отчизны. Именно так мы расцениваем свое выступление здесь. Спасибо им - простым русским ребятам из России, нашим соотечественникам из Голландии, Франции, Швейцарии, Израиля, США, за их чистые души и лучшие побуждения!
        Я отдал Лене микрофон и пошел прочь со сцены. Услышав перевод, люди в зале встали и принялись вновь аплодировать, со всех сторон нам протягивали руки для рукопожатия. Я отвечал правой рукой, стирая левой с глаз навернувшиеся, предательские слезы.
        Неделя развлечений кончилась. Пришла пора возвращаться…

Эпилог

        Я сидел на работе и, по привычке рисуя чертиков в календаре, слушал Михалева. За тот год, что прошел с того момента, когда у меня родилась шальная идея, воплощенная затем в фантастическую реальность практически ничего не изменилось. Петрович, правда перешел с зловонного «Петра I» на «Мальборо», но свою привычку приходить ко мне за полчаса до начала рабочего дня и монотонно гундосить под нос о мелких проблемах, для решения которых вкупе мне требовалось пять минут, он не оставил.
        Михалев перескакивал с одного вопроса на другой. Я отложил ручку и пододвинул к себе пачку разнокалиберных конвертов. Это от Росси - приглашение в Италию в марте, это от Жено - в Бельгию в начале июня, это от Жулье - во Францию в июле, это… Я отшвырнул конверты.
- Слушай, Петрович… - я поднял глаза на Михалева. - Что ты пытаешься все время сделать проблему из ничего. Давай бумаги и иди.
        Петрович передал мне папку и удалился. Я отодвинул стул от стола и, положив голову на кулаки, закрыл глаза.

        …Мне привиделось, что я стою в пустом боксе N6 перед «опелем». Он таращит на меня свои квадратные, оперированные, подслеповатые глаза и спрашивает: «ну, что?». «Ничего, старина, ничего…». Я обхожу его по часовой стрелке и начинаю читать надписи на его боках, капоте, дверях. Надписи, прикрывающие боевые ранения… До сих пор я многих так толком и не знаю, но многие стали для меня близкими. За каждой надписью - люди. Люди, умеющие жертвовать личным во имя общего дела. Как не много осталось таких в нашей стране. Но они есть. Они собираются, чтобы помочь детскому дому, другим, незнакомым людям, они готовы совершить маленький подвиг - переступить через себя… Я иду вокруг «опеля» и вчитываюсь в надписи…
        «Малыш(093)» - двухметровый неунывающий здоровяк, гордость «зубиловодов», их «ум, честь и совесть». Как и нас держава загнала его, умелого, грамотного, порядочного человека в арендованный гараж, чтобы он мог прокормить себя и семью и чтобы несколько сотен автолюбителей не теряли деньги и время в надменных снаружи и гнилых внутри «гагриных-ладах-люблино»… Спасибо тебе, Серега!
        Andreyka - спокойный, уравновешенный, терпеливый, взвешенный в рассуждениях флегматик со своим милым Funtik'ом. Всегда успокаивающий меня после «ненужных побед» и поражений в скандалах на авто.ру. Спасибо тебе, Андрюха!
        Pilot - готовый всегда чем-то помочь, завсегдатай «палаты N6», быстрый в езде и решениях, вечно ковыряющийся в своей полуспортивной «восьмерке»… Спасибо, Сергей!
        Павел (93i) - мой ровесник, чуть неуравновешенный, резкий, иногда надоедливый, но абсолютно честный, порядочный и добрый человек, который придет по первому зову и сделает все, что в его силах. Спасибо, Пашка!
        MVR - немного смущающийся, крутящийся в жизни, старательный и обязательный. Спасибо, Володя!
        Zaika2106 - не терпящая компромиссов, эрудированная и очень грамотная, умеющая быть тем, кого вдруг не хватает, «правильная» девушка… Спасибо, Катерина!
        ФИЛИН - куда-то пропавший, слегка прямолинейный, увлекшийся ралли… Спасибо, Саша!
        Кhaa - высокий, добродушный, вечно мучающийся со своей убитой «шестеркой». Спасибо, Алкесей!
        Igor - «раллийный наркодилер», усадивший на эту безвредную, но исключительно заразную «иглу» несколько десятков авторушников. Спасибо, Игорь!
        КЕБ - дотошный в управлении машиной, бывший… и настоящий. Спасибо, Костя!
        Misha - уважаемый в авторушных кругах, немного прямолинейный «авторитет», знающий цену слову и делу, иногда впадающий в детство и делающий чуть опрометчивые, неотразимые поступки, умный и порядочный. Спасибо, Михаил!
        Boris(083) - сильный компьютерщик, скучающий по дому в командировках в Швейцарии и любящий узнать много интересного. Спасибо, Боря!
        Agul - переживающий за других часто больше, чем за себя. Спасибо, Леша!..

        …«Опель» выдерживает мой взгляд и следит за моими передвижениями. Он чувствует, что я переживаю. Я делаю круг за кругом, держа руки в карманах и попыхивая сигаретой. «Ников» много… Одних я уже хорошо знаю, другие остались в небытии...
        Mike93 - гонщик-мечтатель, каждый вечер прибывающий к нам в бокс. У тебя все получится, Миша, спасибо!
        PAN - авторитет Аudi и VW. Мы часто встречаемся - от моей деревни до его города рукой подать. Не каждому дано, чтобы люди ездили ремонтировать машины в Дубну - это признание. Спасибо, Алексей!
        Dimon и Cмолий - славные ребята, тоже немного «подвинутые» на гонках, что-то пытающиеся построить из старого «зубила». Спасибо, Олег и Дмитрий!
        IMPALA SS - гражданин США, говорящий одинаково по-русски и по-английски, совсем не такой, каким представляется в авто.ру… Спасибо, Виталий!
        AlexPolo - во многом уникальная личность - в чем-то бесшабашный, в чем-то не слишком удачливый, но с открытой настежь душой. Спасибо, Леша!
        Shooter - кажущийся многим немного чудаковатым, удачливый в бизнесе и несчастный по-жизни, часто обманываемый по своей доверчивости, клянущийся, что этого не повторится и повторяющий собственный ошибки. Спасибо, Саша!

        В боксе тепло и тихо. Нет привычных клиентов и просто людей, приезжающих сюда поболтать… Я наливаю из чайника кипяток в чашку с растворимым кофе, сажусь на табуретку перед лицом своего закадычного друга. «Ну, что, брат? Пора на пенсию?».
        «Мне еще рано, я еще могу…». «Ты-то можешь, а мы… уже нет…». «А как же они?» - он кивает на свои бока. Правой фарой.
        …GMA, Chaos, Markov, Ivanov, Гонщик, Anton@Golf2, Alexey@Almera, baNkir, с которым я умудрился зачем-то поругаться и был виноват, JAO, Dimid(99), air, вечно бьющий вою машину, PVL065, Ed, Совесть, Stikh, чей «ник» почему-то не был сделан, Smike102, BIS083, PhilipO, Андрей2105…
        «А что они… Мы сделали все, что могли и не уронили их чести». «Дело не в этом…». «А в чем? Попробовать устроить еще одну авантюру?». «Это не авантюра. Мы дали им шанс!». «Шанс?! В чем?». «Шанс почувствовать себя лучше… А что мешает вам самим выстрелить еще раз?». «Перестань, не трави душу. Мы работали целый год и смогли только сами свести концы с концами… Все. Отдыхай, мы не станем разбирать тебя на запчасти. Мы оставим тебя в покое».
        Я встаю, допиваю кофе и выключаю свет. В пробивающуюуся сквозь открытую дверь бокса желтизну луны виднеются - ИЛ - добродушный сотрудник банка Илья, Шурик2109, мангал.ру - «теплая» компания единомышленников, любящих отдохнуть на природе, а заодно «замутить» очередное доброе дело, BAY, MAPY-OBAA, goor,Pronin, Багмет, murrik, Popov, VBR, Sandy, Stark, Alisa, LAV, PVB, Alfim, Strahger, Борисыч, Беляев, dm66, 00alex, Shura, MAX-SYM, Марк, Nikky405, PM099, еще, еще, еще… Пока ребята, спасибо вам. Я закрываю дверь на ключ и иду домой. По улице пролетают машины, слепя фарами и прибавляя скорость…
        …Я поднял голову с рук и посмотрел на часы. Пора. Встряхнувшись, набрал номер телефона.
- Все ко мне в половину десятого, - трубка упала на рычаг.
        Рука потянулась к пульту телевизора, вспыхнул экран. Очкастый диктор сообщал о том, что нас хотят выгнать из Совета Европы. «Ничего вы с нами не сделаете… Никуда вы нас не выгоните… Слабы вы кое в чем. Вы можете скупить нашу собственность через грязные лапы ублюдков, вы можете завалить нас наркотиками, вы можете помочь зверям в человеческом облике, вы можете задушить нас своей убогой пропагандой, вы можете не покупать нашу нефть и ставить на прикол наши танкеры, вы можете подводить к нам свое НАТО… Но с людьми, с обычными, рядовыми людьми - вы ничего не сделаете. И нас - много! И пока мы вместе - есть у нас надежда…»
        Я еще раз взглянул на конверты, медленно разорвал их пополам и бросил в корзину для бумаг…


1999-2000 г.

Павел Р. (aka "Eulex")  www.eulex.msk.ru

Оставить комментарий:

Имя:
E-mail:
Сообщение:

Все комментарии:

RobertDef

14.09.2006

https://afishatoday.ru/avtokat-76-vash-partner-po-ukhodu-za-avtomobilem-7335/
https://activity-reports.ru/gde-udalit-katalizator-v-yaroslavle-top-5-avtos-j1/
https://novieauto.ru/6456460-1k/
https://vacation-time.ru/novost-honda-n-box-preemstvennost-i-innovacii-559j/
https://selling-point.ru/509716-udalenie-katalizatora-v-orenburge-s-garantiejj-2-6295/

АвтоКат AvtoKat 76 АвтоКат 76 AvtoKat АвтоКат 96_c180

TylerVor

14.09.2006

Болт высокопрочный М20х60, М20х65, М20х70, М20х75, М20х80, М20х85, М20х90 ГОСТ Р 52644-2006
Селект класс прочности 10,9. Так же поставляем проволоку ГОСТ 3282, 7372, 9389, проволоку сварочную, проволоку колючую, сетку сварную, сетку плетеную, сетку тканую, канаты ГОСТ 2688, 3077, 7668, 7669, 3062, 13840 др, крепеж строительный, электроды, гвозди, стропы.
https://metiz57.ru
+7(4862)50-76-30

Виталий

14.09.2006

Не удалось дозвониться, вот мой телефон. 8(995)889-38-87 Максим

Виталий

14.09.2006

У Вас телефон все время занят, перезвоните как будет время. 8(995)889-38-87 Максим

Виталий

14.09.2006

Не удалось дозвониться, вот мой телефон. 8(962)685-78-93 Антон

Melissaedupe

14.09.2006

Закон, живущий в нас, называется совестью. Совесть есть собственно применение наших поступков к этому закону.


======
https://kinohom.ru/pryamoy-efir/ | https://kinohom.ru/

DeborahHiesy

14.09.2006

Ажурные цепочки всегда употребляются огромным успехом, как в мужчин, так плюс у женщин, еще к тому же изделия из драгоценного метала могут много чего сообщить про положение и чувства человека. Это подходящий презент в именной мероприятие https://dragzoloto.ru дорогому человеку и приятный дар индивидуально, у черта радости. Когда Вы почитатель золотых продуктов, представляем качественный источник, на котором размещены занимательные параграфы про ювелирные продукты, к тому же настоятельные советы относительно чистке, выборе также оформлении, осмотры также новости. Сайт серебрянных прикрас https://dragzoloto.ru/ukrasheniya/ включает пункты: оригинальные кольца, браслеты, серьги, украшения из керамики, драгоценные диаманты и разные фабрикаты, вместе с подмогой которых очень практично искать надобные актуальные обзоры. В этом, что надо юзеры давно желали узнать об золото, черное серебро, подлинные драгоценные деаманты, фальшивка, совмещение металлов плюс параметры изделий размещено на нашем онлайн страничке.

BertaNut

14.09.2006

Оформить надобного вида паспорт в беглые время можно у интернет системе благодаря оформленных юзеров, какие есть лицом различных работы по подготовки и регистрация карточки лица: документ, сертификат, свидетельство про рождение, загранпаспорта, авто инструкция, квалификация от института и другие важные документы, какие необходимы собственно для нынешнего образования. Данный страничка помощь в получении загранпаспорта вмещает вкладки часто запрашиваемых устремлений, на каком любой интересующий пользователь имеет возможность производить темы также обсуждения у коммерческом вкладке и предоставлять свои обсулживание на обработку документов, утверждение банковых зачислений, эксплуатация графика дохода, создание электронных денег плюс выведения финансового счета. Используя наш форум пользователи получают возможность скоропостижно также успешно провести различную операцию, плюс содейственно поддержки Гарант обслуживания https://shadyduy.com/ уберечь самого себя вне обманщиков. Мы выполняет нашим клиентов шанс контакт со подобными абонентами для экстренного также благополучного финиша соглашения.

MatthewSpoli

14.09.2006

Мухи - зло тем большее, когда из мухи делают слона.


------
skippered yacht charter greece https://european-sailing.com/rent-yachts-greece | https://european-sailing.com/

Stevennah

14.09.2006

Время неподвижно, как берег: нам кажется, что он бежит, а, напротив, проходим мы.


------
virtual uk number read more | https://virtual-local-numbers.com/

1 | 2 |